Эд Чалпин подал в суд на Трэк–Рекордс и Полидор, которые выпускают пластинки Джими в Англии, и решение Верховного суда — это вопрос только времени. Джими опасался, что его вызовут на разбирательство и боялся, что обязательства, наложенные законом, либо заморозят, либо создадут трудности в издании нового материала до того момента, как Чалпин не выжмет из каждого из заинтересованных лиц, хотя бы сколько–нибудь возможные финансовые вложения — снова. Артисты — любые великие артисты, неважно какого жанра — нуждаются в опёке и в бережном отношении к их творческому климату. Я, возвращаясь мысленно к фигуре Майка Джеффери, вижу полное отсутствие уважения к своему подопечному. Разве задача менеджеров не состоит в том, чтобы взращивать и оберегать своих клиентов? И сейчас, меня всегда подташнивает, когда упоминают его имя рядом с именем Джими.
Он заговорил об этом, как если бы прочитал мои мысли:
— Майкл Джеффери сказал мне ещё в самом начале, что разберётся с ним, но он продал меня. Пять лет прошло, а этот чёртов Чалпин всё ещё гоняется за мной, я становлюсь больным только при одном упоминании его имени. И Алан Дуглас только что прилетел из Нью–Йорка, но я уже не хочу, чтобы он мне помогал. Даже Девон здесь. Я говорил ей не приезжать, но она прилетела тоже. Каждый из них чего–то хочет, курятник какой–то, все наперебой кудахчут за моей спиной.
В трубке послышался грохот, видно Джими опять принялся крушить мебель. Я почти никогда не слышала, чтобы Джими сквернословил, но в этот раз четырёхбуквенные слова как мухи кружились вокруг него. Казалось, он пошёл в отрыв. Его перегрузили.
— Сейчас же прекрати! — прокричала я в трубку, внезапно вспомнив его рассказ о своём детстве, когда его мама говорила ему: "Никогда не возражай…. Никому не перечь…. Чтобы не было от тебя никаких беспокойств другим".
— О, прости меня.
Последовало долгое молчание. Наконец он произнёс:
— Мне всего–то только и нужен покой в моей душе.
— Я буду молиться, чтобы у тебя всё получилось, Джими.
Борясь со слезами, я сказала ему, что мне уже пора.
— Позвони мне, — произнёс он, — в Камберленд. Хорошо?
— Схвачено, — были мои последние слова.
— Похоже, все черти ада собрались вокруг Джими, — рассудил Джек Михэн, мой коллега по работе, пока мы с ним перекусывали у Виллера двумя часами позднее.
Я не только подробно рассказала ему о той ужасной встрече с Джими в клубе у Ронни Скотта, которая потрясла меня, но и передала его слова, сказанные мне по телефону. Обычно сдержанный и невозмутимый, он вдруг вздрогнул, как если бы нечаянно ожёгся сигаретой. Он сказал мне, что уверен, что если пришло время действовать Майку Джеффери по задуманному плану, то всё так и должно было быть. Я знала, что Хендрикс звонил Джеку несколько раз, после того, как они познакомились прошлым июнем, знала, что они обменялись несколькими письмами. К тому же, утром Джеку позвонил Лес Перрин и предупредил его, что Майк Джеффери взял себе отпуск и улетел на Майорку.
— Я просил Леса подыскать Хендриксу гастрольного менеджера, — сказал Джек. — Кто–то же должен за Джими присматривать. А то он может исчезнуть в момент нервного срыва.
Я полностью была с ним согласна. Я уже готова была поверить, что, в частности, Хендрикс рассматривал дружбу со мной и позже с Джеком, как своими защитниками, мы оба были трезвыми профессионалами, которые всегда знают, что необходимо предпринять в любой ситуации. Он нуждался в таких как мы, разговаривающих на его языке и понимающих какова должна была быть его жизнь, в противоположность той какой она была на самом деле. Пэт Кастелло, друг Джими и специалист по связям с общественностью, сказал мне перед самым моим отъездом из Англии:
— Им манипулируют, но едва ли кто–нибудь из его друзей это понимает.
Уже поздно вечером мои челсовские друзья затащили меня снова к Ронни Скотту послушать Эрика, который, казалось, наконец–то наслаждался моментом, которого так долго ждал. Но, несмотря на энергию, которую излучала его музыка, в этот раз я осталась в стороне. Я чувствовала опустошение и беспокойство, и снова ушла раньше обычного. Но Судьба сыграла со мной злую шутку — как только я ушла, пришёл Джими и сыграл с группой Эрика джем.
На следующий день газеты отзывались о "внедрении Хендрикса в группу" очень положительно — "Он был великолепен…. Играл превосходно".
У меня всё ещё было плохое предчувствие, и я никак не могла привести свои мысли в порядок. В начале вечера я позвонила ему в Камберленд. На коммутаторе оказалась очень приятная с мягким доверительным голосом англичанка, которая, видно почувствовала моё состояние тревоги.
— Я тоже беспокоюсь, — сказала она. — Это такой приятный молодой человек, днём он звонил, и по голосу я поняла, что он чем–то сильно огорчён. Он просил меня соединить его с Нью–Йорком, но когда соединение было установлено, его уже не оказалось в номере.
— Не могли бы вы попросить кого–нибудь сходить проверить в номере ли он, или нет и перезвонить мне? И, пожалуйста, не говорите никому о моей просьбе.
Голос мой дрожал, и я никак не могла успокоиться.