Джинны пятой стихии

…Тот, первый сеанс гипноза оставил после себя очень неприятный осадок. Попросту испугал. Несмотря на то, что Баринов очень тщательно и аккуратно подготовил его и провел.

Нет, к самому Баринову страхи никакого отношения не имели.

Наутро после того сеанса она вдруг открыла в себе на подсознательном уровне категорический императив против любого вмешательства извне в ее сознание. Не раздумывая, не рассуждая, она просто осознала этот запрет и никогда не задавалась целью узнать его причину. Нельзя — и этого было достаточно.

Страшен был не запрет, страшной оказалась его необъяснимость.

И, отказываясь от дальнейших сеансов, Нина прежде всего руководствовалась не разумом, а чувствами. И была очень признательна, что ее никто не стал разубеждать, тем более принуждать, а отнеслись к ее позиции с пониманием. Сожалея о ее решении, но понимая его мотивы. Пусть неправильно, но понимая…

Но обстоятельства повернулись так, что ей пришлось этот императив преодолеть, заглушить, отодвинуть в дальние уголки сознания. Надо — такой императив она поставила сама себе… Надо, а иначе как вспомнить то, что она забыла? Надо, а иначе до конца жизни придется мучиться сознанием неизвестности…

Как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

…Начало этого сеанса повторяло предыдущее.

Баринов сел в кресло напротив нее, так же сложил руки на груди. Только вот журнального столика на этот раз не было между ними.

— Итак, Нина Васильевна, приступим, пожалуй… Да вы расслабьтесь, расслабьтесь!.. Смотрите мне в глаза… Освободите спину, освободите плечи… Вы отдыхаете… Все хорошо, все в порядке. Вы засыпаете, вы погружаетесь в сон…

И снова Нина поняла с первых же его слов, что уже находится в гипнотическом сне, что ее сознание больше ей не подчиняется, что сейчас Баринов начнет давать какую-то установку, скорее всего — вспомнить то, что скрывал в себе провал в ее памяти…

Нина прикрыла глаза.

Итак, что же с ней тогда произошло?.. Судя по тому, с каким напряжением и нетерпением Баринов ждет рассказа, да и вообще, судя по тому, что сеанс гипноза все же состоялся, с ней тогда случилось что-то явно неординарное. Но вот что?.. Ах, если бы не этот провал!..

Нина пыталась вспомнить, пробежалась мысленно по всему тому дню, начиная с самого утра и до позднего вечера, но ничего достойного внимания и чего бы она не помнила ранее, в памяти не всплывало. И она вопросительно посмотрела на Баринова.

— Павел Филиппович, вы спросили, что я помню о нашей поездке в Сосновку. Это важно?

Баринов кивнул напряженно и пододвинул ближе к ней микрофон на высокой стойке.

— Да в общем-то ничего особенного, — пожала Нина плечами. — Рассказывать?

— Да-да, конечно. Хотя бы вкратце. С того момента, как мы с вами вышли из электрички.

— Ну, кроме нас из вагона вышли еще две женщины с мальчиком лет семи и мужчина. Только они направились на станцию, а мы прошли весь перрон вперед, перешли через рельсы и оказались на проселочной дороге. О чем разговаривали, в точности не помню. Вы меня все интриговали, уверяли, что то место, куда мы направляемся, мне непременно понравится. Действительно, природа там красивая. Я ведь мало где была: приволжскую степь знаю, Тянь-Шаньские горы, Черноморское побережье Кавказа. А среднерусскую глубинку, можно сказать, первый раз увидела. Красиво — прямо Шишкин и Левитан… Ну вот, дошли мы до какой-то поляны, и мне что-то стало нехорошо. Наверное, солнце голову напекло, жарко ведь, хоть и средняя полоса. Я села в тенечке на поваленное дерево передохнуть, вы прошли посмотреть на тот странный дом, что стоял на краю поляны, почти по-над речкой. Потом молодой парнишка подвез нас к местной больнице… Честно признаться, я эти моменты плоховато помню, словно обрывки какие-то, клочки. Я действительно себя неважно чувствовала, но там, в палате, отдохнула и пришла в себя. И тут оказалось, что вы сами и ваша Лиза родом из этой деревни! Помню, как я тогда этому удивилась. Всегда почему-то полагала, что вы родились и выросли в большом городе, как минимум областном центре… Потом вы меня повели в дом Лизиного брата, Анатолия, по-моему. Нет-нет, Никиты, Анатолий — это другой брат. Потом стали знакомить со своей и ее родней. Только, признаться, Павел Филиппович, я почти никого не запомнила: их, извините, так много!.. Ну, сели за стол, выпили-закусили. Потом тетя Паша отвела меня к себе домой, у нее я и ночевала. А в обед следующего дня Никита отвез нас прямо в Москву. Переночевали в гостинице — и на самолет… Дальше уж совсем ничего интересного.

Нина рассказывала и видела, как каменеет лицо Баринова, как он сдерживается, чтобы не перебить ее, не задать какой-то очень важный, видимо, вопрос. Однако эксперимент есть эксперимент и нарушать его ход нельзя, уж это Нина усвоила твердо. И поэтому она, даже чуть скомкав рассказ, довела его до конца.

И, мысленно поставив в нем точку, подумала: «Вот теперь задавайте свои вопросы. Да только было бы о чем спрашивать!»

Она первый раз за все это время оглянулась.