Джинны пятой стихии

Александра Васильевна и Игорь склонились над приборами, Любочка торопливо писала что-то, а Асии не было видно.

Нина снова перевела взгляд на Баринова, и в полутьме комнаты выражение его лица ей не понравилось. Какое-то не такое, не обычное. Недоволен он чем-нибудь, что ли? Но чем? Ее рассказом? Но она что-то никак не может сообразить — а что же, собственно, такого в ее рассказе? Что они ждали от нее? Может быть, она что-то упустила? Что-то очень важное?..

Странно, очень странно.

Откинувшись на спинку кресла, Нина еще и еще раз прокрутила в памяти эти сутки с небольшим… Да нет же, ничего из основных событий она не упустила! Может, что-то по мелочи, второстепенное?.. Ну так второстепенное им и остается. Потребуется подробнее — пожалуйста, тогда всплывет и то, что осталось за скобками. Пока же, как и просил Баринов, вкратце.

Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него. В полутьме черты лица просматривались плоховато, и все же ей показалось, что на лице Баринова проступила явная, хотя и тщательно маскируемая растерянность. Но добавить ей больше нечего, теперь очередь за ним.

Баринов чуть пригнулся, заглядывая ей в лицо.

— Нина Васильевна, давайте вернемся немного назад. — Голос его звучал спокойно, только чуть в более замедленном темпе, чем обычно. И слова он выговаривал более тщательно, словно читал лекцию иностранцам, не в полной мере владеющим русским языком. Но, наверное, так и надо гипнотизеру? — Вы сидите на поваленном бревне и смотрите на дом. Ничего странного вы в нем не замечаете?

Нина слегка прищурилась, припоминая.

— Нет, ничего особенного. Просто большой бревенчатый дом, темный, почти черный, от дождей и от старости, наверное. Стена, которая смотрит на дорогу, глухая, совсем без окон. Крыша, по-моему, из досок, тоже черная и отливает зеленью, как будто мхом подернута. От углов вправо и влево тянется забор — высокий, прочный. С левой стороны мощные ворота, в них калитка. За ними виден краешек высокого крыльца под козырьком… Ну, кирпичная труба над крышей, на ней сверху такая зубчатая, резная корона блестит. Флюгер в виде петуха, тоже металлический. За домом, в глубине, ближе к речке, стоит несколько сараев… может, коровники или конюшни… Или сеновалы… Что еще? Ах да, еще из-за плетня виден колодезный журавель… Все, Павел Филиппович!

— Вы когда-нибудь раньше видели этот дом? Или похожий на него?

— Нет, исключено.

— Может, в одном из ваших снов?

— Нет, Павел Филиппович. Я бы помнила.

— Та-ак!.. Имя Марии Запеваловой вам о чем-нибудь говорит?

Нина подумала, покачала головой.

— Фамилия звучная, запоминающаяся. Но среди моих знакомых таких нет.

— Та-ак! — повторил Баринов и, выпрямившись в кресле, сделал знак рукой кому-то сбоку — Игорю или Александре Васильевне, Нина не поняла.

— Павел Филиппович, сигаретку можно?

— Не сейчас, Нина Васильевна, не сейчас. Сейчас нельзя. Потом, хорошо?.. А теперь садитесь поудобнее, расслабьтесь. Смотрите мне в глаза. Вы спокойны и сосредоточены. Сердце бьется ровно, пульс прекрасного наполнения. Вам не о чем волноваться и беспокоиться. Стоит прекрасный весенний день — голубое небо, белые облака. Вы поднимаетесь с бревна, не торопясь подходите по тропинке к воротам этого подворья. Что вы видите?.. Отвечайте!

Нина смотрела Баринову в глаза, слышала его мерный и четкий голос, но вот смысл сказанного стал как-то ускользать от нее. Может быть, из-за той тяжести, которая незаметно появилась в районе затылка и, стремительно нарастая, начала расползаться по всей голове — сначала к теменной части, потом все глубже и глубже… А в следующую секунду она оказалась уже в висках и тут же переросла в пронзительную, словно от уколов тысяч иголок, боль. Еле переносимая, она распирала голову, заставляла терять сознание… Нина прижала ладони к вискам. Она уже ничего не видела, но не из-за сумрака в кабинете, а из-за этой ужасной, дикой боли. Кажется, она застонала и, кажется, этот свой стон услышала, но уже после того, как раздался высокий голос Александры Васильевны:

— Стоп! Конец сеансу! Павел Филиппович, дальше нельзя, опасно! Выводите ее из транса!

Но тут же снова зазвучал голос, которому Нина не могла не повиноваться, даже если бы очень захотела:

— Спокойно, Нина Васильевна, спокойно! С вами все хорошо, все в порядке!.. Прислушайтесь к себе: вам легко и хорошо, вы ощущаете сейчас бодрость и раскованность. У вас ничего не болит, вам нигде не жмет и не давит… Повторяйте мысленно за мной: все хорошо, все в порядке… все хорошо, все в порядке…

С каждым его словом боль уходила, сворачивалась, сжималась в одну точку где-то в затылке, а потом исчезла вовсе… И в глазах посветлело… А в следующую секунду куда-то пропала и тяжесть в руках и ногах, и во всем теле…

Нина закрыла глаза и послушно повторяла вслед за голосом: «Все хорошо, все в порядке… все хорошо, все в порядке… у меня ничего не болит… у меня все в порядке…»