Николай обиженно дернул локтем и хмыкнул что-то себе под нос, но скорость сбавил. Когда стрелка спидометра заплясала на числе «80», он посмотрел в зеркальце на Баринова и спросил вызывающе:
— Хватит или помедленнее? Я могу, только тогда пешком лучше идти — быстрее выйдет.
— Ничего, ничего, — мирно ответил Баринов. — Кстати, мы никуда не торопимся.
И он снова заговорил с Ниной.
Утром, по приходу, он не успел прочитать протокол опыта и лишь мельком просмотрел записи двух последних сновидений. Рассчитывая в дороге познакомиться с ними подробнее, он сунул записи в папку. Но читать не хотелось, и он принялся расспрашивать Нину. Та отвечала односложно и нехотя, а потом попросила, указав глазами на водителя:
— Павел Филиппович, давайте об этом попозже, хорошо?
Баринов поспешно кивнул и откинулся на сиденье. Стрелка снова плясала справа от числа «120», хотя на прибор можно было не смотреть — достаточно взгляда в окно. Да и по самому характеру движения автомобиля опытный автолюбитель безошибочно определит его скорость на любой дороге. Баринов хотел было снова сделать Коле-Николаю замечание, но сдержался.
«Определенно надо предупредить Наиля, с таким лихачом-удальцом недолго до беды… Посади иного за руль черной „Волги“ последней модели, так ему сам черт не брат. Все ему обязаны, а он — никому и ничем. Царь и бог на дороге. За личное оскорбление сочтет уступить кому-то хоть на волос… Ну да ладно, займемся делом».
Он достал из папки журнал протоколов. Автомобиль вышел на крутой поворот, Баринова накренило вправо, и папка соскользнула с колен. Он нагнулся за ней и, выпрямляясь, десятым чувством опытного водителя уловил опасность впереди.
В промежутке между спинками передних сидений он увидел, как шоссе, вырываясь из обступивших по бокам лесопосадок на простор полей, делает следующий небольшой поворот, а справа по проселку, что угадывался сразу же за посадками, на шоссе медленно выползает «Колхида» цвета хаки с бетонными блоками в прицепе и разворачивается поперек дороги в сторону города. До грузовика оставалось не более трех-четырех десятков метров, когда завизжали тормоза «Волги». Инерция бросила Баринова боком в передние спинки. Силясь подняться, он видел, как Нина изо всех сил упирается ладонями в переднюю панель, а водитель так же изо всех сил давит ногами педали тормоза и сцепления, и, перебирая рулевое колесо, выкручивает машину влево…
От удара Баринова бросило вниз, между сидений, зажатый ими, в громе и скрежете он кувыркался вместе с машиной, и скорее почувствовал, чем услышал, слабый хруст в левом предплечье. И одновременно, все тем же водительским чувством, он ощутил нелепость, даже дикость этой аварии. За секунду до удара многотонный сдельный тягач словно оторвался колесами от земли, задрав квадратную коробку кабины, но, удерживаемый прицепом, опрокинулся на бок, и «Волга» правой стороной капота ударила в его днище, прямо в картер двигателя…
На похоронах Баринов не был. Хотя сознавал, что потом будет казнить себя за это, заниматься самоедством и так далее. Понимал, что малодушничает, ведет себя недостойно, попросту — неприлично… И все же…
Все хлопоты взял на себя Игорь — и по организации собственно похорон, и по кое-каким специфическим делам. Если возникали какие-нибудь сложности, смело действовал от имени Академии, значительно ссылался на ответственных товарищей из горкома и ЦК.
Не остались, конечно, в стороне и сотрудники вычислительного центра, где работала Нина.
Собственно, эти три дня Баринова продержали на строгом режиме в клинике, куда его привезла после аварии «скорая», — как он серьезно подозревал, не без влияния Лизы. И формально упрекнуть его никто не мог бы. Хотя, конечно, прояви он настойчивость — кто б его удержал?..
И вот уже двое суток он дома.
Буквально в первый же час его навестил Коровников. Словно ждал во дворе, когда он появится.
Заручившись поддержкой Лизы, он осмотрел-ощупал Баринова, что называется, с головы до ног, провел первый сеанс «исцеления». К молчаливому удивлению Баринова основное внимание знахарь уделил не треснувшим ребрам, не сломанным руке и ключице, даже не контуженным внутренним органам, а голове.
Потом они с Лизой о чем-то совещались на кухне, Баринов не слышал. Введенный почти часовыми манипуляциями Коровникова в полудремотное состояние, он лежал у себя в кабинете на диване, полностью без сил и желаний. И наслаждался тем, что больше ни единая клеточка его организма не болела — целитель постарался, полностью купировал любые болевые ощущения.
Подробно проинструктировав Лизу, как готовить и употреблять отвары из принесенных трав, Коровников пообещал наведываться ежедневно по утрам — до полного выздоровления. А перед уходом неуклюже пошутил: «Ничего, Павел Филиппович, не кручиньтесь. Через недельку польку-бабочку танцевать сможете!»