Еще только начало лета, а листва на деревьях почему-то желтеет. Наверное, не хватает воды. Жары нет, ледники в горах не тают, поэтому и арыки совершенно сухие. Вот деревья и страдают от жажды, засыхают, сбрасывают листву… Но газоны более-менее зеленые, на редких клумбах виднеются даже цветы…
Итак, память может быть биологической, родовой и индивидуальной. Биологическая память наследуется практически всегда — инстинкты, рефлексы. Лягушонок при опасности прыгнет в воду, мышонок нырнет в норку, бельчонок заберется на дерево… Потомственный гончар понимает глину на ощупь, на цвет, на вкус, на запах, потомственный пастух даже в тесной городской клетушке непременно заведет какую-никакую живность… Биологическая и родовая память передается из поколения в поколение индивидууму при его рождении. Носителем биологической и родовой памяти индивидуум становится с первых мгновений после рождения.
С индивидуальной памятью сложнее.
Природа не могла предусмотреть всего, в том числе и продуктов человеческого разума. Не могла она предусмотреть, что чисто механическими средствами человека можно вернуть к жизни из состояния клинической смерти. Природа подразумевала, что если организм изношен или получил травму, несовместимую с жизнью, он должен быть ликвидирован. Однако ликвидации подлежит именно организм, то есть физическая оболочка. Разум же, память — никуда не исчезают. Если угодно — разум и память бессмертны. И если они находят новое вместилище, подходящее для них по определенным параметрам, проще говоря — новое тело, то продолжают жить — пусть даже в новом для себя качестве… Так можно интерпретировать взаимоотношения Мария Семенихина (Запевалова) — Нина Клягина (Афанасьева)… Но что тогда получается?..
Баринов обнаружил, что стоит, задумавшись, посреди аллеи, и стоит уже давно… Он украдкой оглянулся по сторонам — не смотрит ли кто, удивляясь? — и свернул на боковую дорожку.
…Как странны и прихотливы изгибы, извивы и повороты человеческой судьбы!.. Как странно, что человек не располагает и никогда — никогда! — не будет располагать достоверной информацией не то чтобы о далеком будущем, но даже о будущем в пределах одной минуты, одной-единственной секунды, одного мельчайшего мига…
В этом можно усмотреть величайшую несправедливость, но одновременно — величайшее благо нашего мира. Да и есть ли где во Вселенной другой мир, в котором существует предвидение будущего? А если есть, то как, на какой основе там сложились и складываются отношения между людьми? Вернее, теми разумными существами, которые вполне могут быть не похожи на нас, ведь даже странно было бы ожидать в других условиях развития конгруэнтных нам форм. Разум — понятно, он не может по определению быть другим, но оболочка не суть важна. А смогли бы договориться два разума — человеческий, наш, и тот, не наш, чужой. Разум «зеленых человечков»… А ведь когда-нибудь столкнемся нос к носу… Или что там у них вместо носа?.. Сможем ли мы понять их, смогут ли они понять нас?.. Интересная проблема, но, к сожалению, чисто теоретическая и до невозможности узкопрофессиональная. И настолько теоретическая, что никакую из существующих общепризнанных теорий в ее основу не положишь, разве что гипотезы разной степени сумасшествия. Но, с другой стороны, как можно определить сущность сознания разумного существа, если в твоем распоряжении лишь один тип этих самых существ? Вряд ли Дмитрий Иванович смог бы построить свою знаменитую таблицу, имея в распоряжении только один какой-нибудь элемент: кислород или, скажем, литий. Пусть даже вкупе с изотопами…
Опавшие листья на тротуаре казались бесконечно разнообразными миниатюрами. В массе своей они выглядели безликими, но стоило глазу остановиться на одном из них, как красота уникальности и неповторимости одного из бесчисленных биллионов изделий — или творений? — природы поражала, восхищала, вводила в трепетную задумчивость… Деревья готовились к очередному умиранию и сбрасывали свой наряд, меняли форму, пряча свою сущность глубоко внутри того, что оставалось неизменно до самого их последнего конца — до их истинной смерти. Естественной — от старости или болезней, насильственной — от засухи или под топором… Или — в автомобильной катастрофе…
Баринов коротко вздохнул и повернул назад.
Год с небольшим вместе. Это не шутка… Но как глупо и нелепо! Сынишка остался. Муж — он-то справится, выдюжит, а ребенку пережить такое… И ведь помочь ничем нельзя, вот что обидно. Муж, дубина эдакая, втемяшил в голову черт знает что, алкоголик вдобавок…
Щетинкин встретил его неприветливо.
— Или у тебя лаборанток нет, сам ходишь за актами?
— Сергей, ты что, не понял, о чем я тебя просил?
— Понял — не понял, — сердито буркнул тот. — На тебе твою бумагу.
Он достал из стола фирменный бланк, убористо заполненный машинописными строчками, и протянул Баринову.