Джинны пятой стихии

— Ладно, будем думать, что паранойя. Никто подозрительный во двор не въехал, никто не вошел. И за нами я «хвоста» не заметил… А дело, друг мой, вот в чем. Сиди-сиди, за рулем такие истории не слушают… Так вот, третьего дня мне нанес визит молодой парнишка, бетонщик Свердловского домостроительного комбината. Прилетел специально, после серии странных и страшных снов, и сюжет одного из них следующий: в облике молодой женщины он погибает в автомобильной аварии — их «Волга» сталкивается с грузовиком… Помолчи, Борис! Комментарии потом… Дальше — больше. Следует еще череда снов, самых разнообразных, в которых он ощущает себя уже другими людьми, но превалирует тот, первый. И наконец, наступает момент, когда он понимает, что полностью отождествляет себя с той самой женщиной. Он стал как бы ей, но одновременно остался самим собой… И он принимает единственно правильное решение — едет во Фрунзе к Баринову. Здесь, если не объяснят, то хотя бы поймут и не засадят при этом в «дурку»… А тут — Банник. Представляешь мое состояние?

— Где парень? Кто еще о нем знает?

— Во-от! В самую точку! Знают Щетинкин, Александра и Игорь. Они присутствовали. Об этом-то Серега и хочет со мной поговорить.

Омельченко решительно встал, с ожесточением втер окурок подошвой в пол беседки и негромко выматерился, чего, насколько помнил Баринов, никогда себе не позволял. Даже в непростые моменты в середине семидесятых, когда, можно сказать, решалась его научная судьба и карьера.

— Поехали! Только я поведу, за рулем лучше думается. Куда?

— В Таш-Майнок. У Сергея там дача.

Глава 16

1

Город и окрестности Омельченко еще не забыл, ехал правильно, без подсказок.

Миновали центр, оставили по бокам пятый и шестой микрорайоны. Начались предгорья.

Как только въехали в Аламединское ущелье, по правой стороне шоссе замелькали особняком стоящие дома. Пригородные аилы располагались здесь почти впритык друг к другу, вытянувшись узкой полосой между речкой и автомобильной дорогой. Таш-Майнок был километрах в двадцати от города, то ли третьим, то ли четвертым. Баринов бывал здесь не часто, но дорогу помнил хорошо.

Переехали мост через Аламединку, дорога пошла по левому берегу. Сюда же переместились и дома. Здесь они стояли потеснее друг к другу.

В этом году воды в речке было совсем мало. Так, виднелся в середине русла среди камней и валунов неширокий ручеек, лишь кое-где образуя небольшие перекаты, отороченные белой пеной. Лето выдалось прохладное, ледники таяли скупо.

— Притормози, Боря. Перед магазином вправо грунтовка, видишь? Нам туда… Теперь прямо, там крутой подъем — и сразу направо… И опять — прямо, прямо… Это уже дачи… Ага, вон его черная «Волга»… А вот и сам Серега!..

Появлению Омельченко Щетинкин не удивился, принял как должное. Они не виделись больше года и по-приятельски приобнялись, похлопали друг друга по плечам и спине.

Щетинкин действительно намариновал целую кастрюлю мяса и одобрительно крякнул, увидев в руках Баринова бутылку коньяка. Стол уже был накрыт на увитой шпалерными розами веранде, расположенной с тыльной стороны большого, по здешним меркам, дачного дома, с противоположной стороны от дороги. Правда, на двоих, но хозяин тут же донес третью тарелку, вилку, стакан и с ходу нашел занятие гостям. Баринова послал раздувать мангал, где уже сизым пеплом подернулась догоревшая первая порция арчовых полешек, Омельченко усадил перед кастрюлей и вязанкой шампуров.

«Дружнее, ребята! Дружнее и веселее! Раньше сядем — раньше выпьем!»

…Время летело сегодня на редкость быстро. Вот уже и солнце давно перевалило за полдень, хотя до предвечерней прохлады оставалось далеко.

К сожалению, мясо, пока их дожидалось, слегка перестояло в маринаде, но шашлык все равно получился вполне приемлемым. Все трое проголодались, поэтому по тройке шампуров улетело вмиг. Щетинкину Баринов налил сразу полстакана, чтобы тот «догонял», себе и Омельченко только плеснул на донышко.

О делах пока никто не проронил ни звука.

Даже Щетинкин сохранял непривычную выдержку. Как единственный «латифундист» из присутствующих, он солидно рассуждал о видах на урожай в этом году, перечислял, чего и сколько уже собрал и заготовил, чего и сколько еще предстоит.

Овощей у него на участке не водилось. Исключительно деревья, кустарники, цветочные клумбы и небольшой виноградник. Все остальное пространство он засеял газонной травой, даже у деревьев не было привычных приствольных кругов — так и росли в траве. Газон получился на славу, заметно было, что не один раз за лето весь участок тщательно проходили с косой, а кое-где и с серпом.

Баринов с Омельченко с удовольствием поддерживали этот легкий разговор, словно оттягивая неизбежный и неприятный как можно дальше. На позже, на потом…

Разлили по третьей, закурили… И разом поняли, что вот оно, это «потом» и настало.

Щетинкин поднял стакан, но вместо того чтобы сказать свой обычный тост — «Здравствуйте все!» — обратился к Омельченко:

— Ты как, Борис, в курсе?

— Более чем, — ответил тот лаконично.

Щетинкин перевел взгляд на Баринова.