Джинны пятой стихии

— Ага, именно так, — ответил Баринов на его немой вопрос. — В том числе и по Олегу. Кстати, как он?

— Едет к себе в Свердловск в мягком вагоне, должным образом проинструктированный… Собственно, инструкция одна — залезть куда подальше и не высовываться. Язык, естественно, за зубами, всякие инициативы — в застегнутом кармане. Ну и ждать, пока мы его сами не разыщем.

— Ладно, хоть одно дело — с плеч долой. В остальном же, Серега, полный абзац… В общем, слушай. Сегодня утром ко мне явился собственной персоной Николай Осипович Банник, руководитель и главный идеолог проекта по созданию психотропного и нейролингвистического оружия, и предложил перейти в его ведомство. Стелил мягко, обещал немыслимые блага и преференции, вплоть до Госпремии и членкорства. Потом, как водится, пригрозил со всей серьезностью. Ну и, чтобы не быть голословным, кое-что показал. Не сходя с места, одним только взглядом — именно взглядом, заметь! — покрутил стрелки настенных часов у меня в кабинете, а потом так же на расстоянии переломил одну из них. Мало того, тоже взглядом поджег на моем столе лист бумаги. На этом, сам понимаешь, разговор наш закончился. Точку в нем Банник поставил очень грамотно: сначала ментальным образом вогнал меня в болевой шок запредельной силы, затем прочистил сознание до невероятной степени ясности… Вот такие, брат, пироги с котятами. А самое интересное, что все это напрямую связано с «эффектом Афанасьевой».

— Погоди, Паша! — предупреждающе поднял ладонь Щетинкин. — Погоди. Давай по порядку… С часами и бумагой — это на самом деле? Не привиделось?

— Увы… Конечный результат Борис видел своими глазами.

Омельченко подтверждающе кивнул.

— То есть не галлюцинация, — уточнил Щетинкин. И когда никто на этот риторический вопрос не ответил, покрутил головой: — Чудны дела твои, господи!.. Ладно, положим, хотя… А при чем тут твоя бывшая подопытная?

В разговор вступил Омельченко.

— В какой-то момент Банник потерял над собой контроль, и когда его понесло, проговорился Павлу, что сам с детства видит подобные сны.

Щетинкин в изумлении присвистнул и снова повернулся к Баринову. Тот покивал.

— Именно так. Сейчас-то наверняка жалеет… А еще признался, что нашел несколько прецедентов, описанных в разных источниках, начиная со Средних веков и до наших дней. Мало того, смог выловить для исследований в своей лаборатории по крайней мере одного такого «сонника». Ныне тоже покойного — в результате соответствующих экспериментов.

— Значит, ты на самом деле считаешь, что существует непосредственная связь между «странными снами» и этим… полтергейстом — с часами и бумагой? Или — нет?

Баринов замялся, поелозил в кресле, потянулся за сигаретой.

— Понимаете, какая штука… Я вам раньше не говорил… Ну, как-то не с руки было, что ли… В той аварии, помните, я сидел позади. Буквально за миг до удара мне показалось, что грузовик словно подпрыгнул и опрокинулся на правый борт. Если бы не прицеп, начал бы кувыркаться, стопроцентно. А так — просто лег на бок. И «Волга» врезалась ему прямо в днище, прямо под кабиной.

Щетинкин и Омельченко переглянулись, а Баринов продолжал:

— Когда пришел в себя, было, признаться, не до того. Потом, когда начал проигрывать все в памяти… последние мгновения вспоминались не очень отчетливо, как-то смазанно… Ну, я и решил — показалось. И сам себя в этом почти убедил… Но на второй день в клинику заявились гаишники во главе с Жанузаковым, плюс гэбэшник, плюс представитель прокуратуры. И стали меня подробно выспрашивать по данному эпизоду. Я на всякий случай сказал, что ничего не помню.

— Стой, Павел Филиппович, стой. С какой такой целью рядовое, пусть даже со смертельным исходом, дорожно-транспортное происшествие взялся расследовать главный республиканский гаишник? Ему что, делать больше нечего?

— Дело Машерова[5] помнишь?

— Ну да.

— Ситуация схожая, а я же в партийной номенклатуре, пусть на много порядков ниже. А у них инструкция. Вот и рассматривали как одну из версий возможность теракта. Поэтому экспертизу провели моментально и очень качественно. И встали в тупик. По данным экспертизы получалось, что «Волга» на остаточной скорости около шестидесяти километров в час на пустынном шоссе при отличной видимости врезалась в лежащую на боку поперек шоссе «Колхиду». И удар «Волги» правым передним крылом пришелся прямиком в ее днище. Понятно?

— Разъясни, не врубаюсь.

— То есть налицо покушение на убийство, причем группой лиц. Водитель «Колхиды» перегораживает шоссе, каким-то образом опрокидывает грузовик, а водитель «Волги» буквально таранит ее на полном ходу. Судя по тормозному следу, шел он больше сотни в час.

— Но он сам же и погиб!

— Похоже, не рассчитал. Шансы остаться невредимым, как мне сказали, были у водителя вполне приличные. У того, кто сидел справа, — ни одного. А кто знал, что я сяду сзади?.. Вот такая у них сложилась версия. Того колхозника с «Колхиды», по-моему, потрошат до сих пор. Мне, ясное дело, не докладывали, сам я, естественно, не узнавал.

— Так ты хочешь сказать…