Иногда Джо казалось, что Эми выздоравливает, но потом она поворачивала за угол и видела маму со вздрагивающими плечами, беззвучно рыдающую в передник. Джо пряталась за углом, встревоженная и расстроенная, увидев их спокойную, собранную маму в таком состоянии.
Сама Джо была то решительной и мрачной, то ее переполняла надежда, но страх не оставлял никогда.
Она ни слова не написала за эти дни. Сейчас ей было совсем не до книги и, более того, она ее совершенно не волновала.
Книжная Эми была не настолько важна, как настоящая, которая сейчас нуждалась в сестре. С персонажами книги не могло произойти ничего хуже, чем то, что происходило с семьей в реальности.
Не легче было и Мег. Радостную новость о помолвке отмечать не стали. Джон Брук уехал в Бостон, и она каждый день писала ему письма, рассказывая о том, как идут дела дома в Конкорде.
Дела шли то тоскливо, то пугающе, с переменным успехом.
Днем Мег работала у Кингов, пытаясь быть терпеливой с учениками, которые играли, смеялись и ссорились между собой, как все нормальные дети, не подозревающие о заботах и переживаниях остальных. Она даже не могла на них сердиться. Почему бы им не быть радостными любителями поспорить, как обычно?
Но как же она завидовала их беззаботности! Их не коснулись ни болезни, ни бедность, чего семье Мег хватало в избытке.
По вечерам она старалась не посещать Орчард-хаус, хотя иногда заглядывала поинтересоваться, не нужно ли чего Эми, маме или Джо. Ей отчаянно хотелось помочь, но это подрывало ее силы, и несмотря на то, что мама (и дорогой мистер Брук, все больше и больше становившийся частью семьи со времен помолвки) пытались уговорить девушку отдохнуть и предоставить заботу об Эми другим, Мег казалось невыносимым находиться вдали от сестры в такое время.
Никто из них не мог.
Они то и дело входили в маленькую комнатку Эми с душным, пропитанным камфорой воздухом, с непрекращающимися звуками кашля, словно были призраками, а она – той живой душой, которую они преследовали.
Она не могла умереть. Марчи не вынесли бы этого горя. Только не потерю их дорогой малышки Эми, которой всего пятнадцать. И что было бы хуже всего – ей не удалось бы в последний раз повидаться с отцом.
В один из вечеров, когда мама спустилась вниз еще более бледная и грустная, с чашкой нетронутого бульона на подносе, Джо сказала:
– Ничего больше нельзя сделать?
Матушка помотала головой.
– Я спрашивала у всех, у кого только могла. Никто не знает подходящих средств.
Долгое время они сидели молча, слушая доносящийся сверху слабый кашель.
Наконец Джо спросила:
– Думаешь, нам нужно написать отцу, чтоб он возвращался?
– Думаю, придется. Отец никогда не простит себя, если не успеет приехать. Мне кажется… кажется, она ждет его.
Мама отложила поднос, и они рухнули друг другу в объятья.
Мама отправила три письма на случай, если два из них потеряются, но во всех было написано одно: «Эми больна. Приезжай. Срочно».
Никто не знал, получит ли он их вовремя, а если и получит, успеет ли возвратиться назад. Последнее, что они о нем слышали, – он находился где-то в Миссисипи, где строилась новая школа и церковь. Даже если письма дойдут, он может не успеть добраться до дома и не застать младшую дочь в живых. Возможно, он вовсе не рискнет отправиться в путешествие без денег и практически без еды.
Но мама сказала, что они все равно должны попытаться. Вернуть отца домой могло лишь чудо, но если это спасет Эми, если, увидев его рядом с ней, она воспрянет духом, попытка бы того стоила.
В течение нескольких ужасных дней они прождали ответа, сомневаясь, говорить об этом Эми или нет. Ускорит ли это выздоровление? Снег еще не выпал, потому поезда ходили, почта доставлялась, хоть и с перебоями, и дороги оставались проходимыми.
Минуло четыре дня, потом пять. Эми большую часть времени спала и кашляла. Они кормили ее, когда у нее появлялись силы поесть, меняли измокшие ночные рубашки и простыни, следили, чтобы в комнате оставалось тепло, пусть и видели, как мало-помалу она от них ускользает.
Джо смотрела на дорогу с таким напряжением, которого сама от себя не ожидала. Отец должен был приехать.
Ее переполнял гнев.
Как
Что они не видели отца годами, сперва во время войны, а затем и во время Реконструкции.
Что у них не было денег отцу на билет, или на врачей для Эми, или на что-нибудь другое, что сделало бы ее болезнь хоть чуточку терпимее.
Что мистер Лоренс уехал, и некому было помочь.
Не было справедливости в мире, где такие, как Эми, заболевали и умирали из-за бедности, в то время как люди, подобные леди Хэрриет, процветали. Где доброта и сострадание наказывались, а наглость вознаграждалась. Абсолютно никакой справедливости.
Джо начинала осознавать, что существует вид гнева, который выжигает все человечное в человеке, который зарождается в мозгу и дезориентирует тело, пронизывая мышцы и кости.
Какой же она чувствовала себя… разъяренной.