Джо и Лори

Преданной.

Всеми покинутой.

Ей хотелось поведать кому-нибудь о том, какой одинокой и преданной она себя чувствует, причем во всех подробностях, но рассказывать было некому. Мама и без того едва справлялась с навалившимися на нее заботами, а у Мег теперь был Джон Брук.

Джо казалось, что между ней и сестрой выросла некая мембрана, что-то похожее на тончайшее оконное стекло, подернутое инеем. Сквозь которое просматривалась общая картина, но не различались детали. И в конце концов, оставалось лишь призрачное отражение того образа, который раньше Джо видела со всей ясностью.

Скоро она потеряет и Мег. Та сейчас принадлежала Джону, а он – ей. Если Мег перед кем и выплеснет все, что скопилось у нее на сердце, то перед ним.

На один короткий миг Джо возненавидела любовь. Потому что любовь – это предательство. Без нее не было бы потерь. Возможно, без нее вообще ничего не было бы, но главное без потерь.

В тот самый момент Джо казалось, что если встанет выбор между любовью и пустотой – без чувств, боли, понимания – стоит выбрать второе.

Любовь – это безумие, глупость, безрассудство. Любовь – проблема, но ее потеря была еще хуже. Любовь лишала смысла все нормальное и разумное.

Она заставила Мег почти отказаться от достойного, любящего человека.

Заставила маму отдавать весь их хлеб Хуммелям и целую вечность ждать своего мужа-капеллана, уже превратившегося в призрак.

Заставила Эми и Поппет общаться на только им понятном языке, – языке когда-то потерявшихся и вновь нашедших друг друга близнецов, выброшенных вместе в море какой-то чуждой вселенной.

Делала знакомые вещи ужасными, а ужасные – знакомыми.

Опаляла крылья мотылькам и принуждала их бросаться с головой в пламя.

Не позволяла от себя убежать, выздороветь, не имела счастливого конца. Любишь и теряешь. Сердце бьется и оказывается все в синяках, что его становится не узнать. Любовь можно чувствовать, стараться не замечать, с нетерпением ждать ее, но удержать – невозможно.

Не имеет значения как или даже почему. Любит он тебя или нет. Умрет она или нет. Уехал бы он или нет.

В итоге, ты всегда остаешься самым одиноким существом на свете, кем бы ты ни был. Потому что такова любовь – таков край этой пропасти – приходит она или уходит. И больше ничего нет.

Только тени.

Джо задремала и не услышала стук в дверь.

– Эй! – крикнул чей-то голос. – Есть кто-нибудь дома?

Испуганная, она бросилась к двери и распахнула ее. Снаружи было темно, шел дождь, и на мгновение ей показалось, что темная фигура на пороге – это отец, в синей Союзной форме, вернулся домой, как по волшебству услышав ее зов.

Но на его лице она не заметила бороды. А волосы были темными, не седыми.

Это был не отец. Это – Джон Брук, вернувшийся из Бостона в своем обычном коричневом сюртуке.

Рядом с ним стоял Лори с жалким видом и в промокших шляпе и пальто.

– Ах, Джо, – проговорил он. – Я приехал сразу, как только узнал.

Теодор Лоренс возвратился домой.

26. Расплата

После того как оба молодых мужчины вошли в дом, их верхняя одежда была развешена у огня сушиться, – после удивленных приветствий, объятий, и (в случае Мег и Брука) тайном поцелуе в чулане, – Джо отвела их наверх, к Эми, которая обрадовалась при виде Лори и немного взбодрилась. Она сумела приподняться в постели и шептала, как же рада его приезду.

– Ты… стал… другой, – прохрипела Эми, – счастливее, чем… был… в последний раз.

– Да, так и есть, – ответил Лори.

– Не надо разговаривать, милая, – тихонько попросила Джо, поправляя сестре подушку. – Береги силы.

– Правильно. – Лори сжал ее бледную маленькую ладошку. – Мы будем говорить, а ты слушай.

Эми слабо улыбнулась. Лори протянул ей купленную в Бостоне куклу, дорогую, с фарфоровым личиком и в красивом платьице из золотой парчи. Эми, еще никогда не получавшая такого роскошного подарка, прижала ее к себе.

– Она будет… моей… самой любимой, – сказала она.

Джо чуть не расплакалась. Но тут у Эми закатились глаза, и она обмякла: потеряла сознание от истощения или от радости, а может, и от того и другого.

Лори испуганно воскликнул. Встревоженная Джо спешно вывела его из комнаты больной и велела спуститься вниз, пока мама и Ханна суетились, бросившись за нюхательной солью и дополнительной порцией камфоры. Куклу усадили на прикроватный столик в надежде, что Эми порадуется подарку позже, когда – и если – ей станет лучше.

Все четверо дожидались внизу: девушки дрожали от страха, что мама вот-вот спустится и сообщит им страшную весть, а молодые люди были не в силах их утешить. Несколько минут не было слышно ничего, кроме завываний усилившегося ветра. Осеннего ветра с отзвуками грома. Все были напряжены и печальны.

Никто не произносил этого вслух, но все было понятно без слов: у Эми мало шансов пережить ночь.

– Что отец? – спросил Лори, глядя в темные глаза Джо.

– Боюсь, он не успеет приехать, – тихо ответила она.

– Ах, Джо, – повторил Лори уже в третий или четвертый раз за вечер.

Джо молча кивнула. Ни у кого из них не нашлось слов.

Повисло неловкое молчание. Мег отправилась на кухню за чаем и печеньем, оставив Джо наедине с Лори и Бруком.