— Да? — Джон Деннисон снова хмыкнул. — Тогда, уверен, мне не нужно спрашивать, как ты здесь оказался. — Он поспешно поднял руку. — И я
— Плевать, — сказал Майк. — Так всё и было. Готов спорить, я здесь далеко не единственный репортёр.
— Не стану спорить. А то проиграл бы, — сказал Деннисон. — Лично я, пил, глупил и болтал о Джо Стиле. Мне кажется, тот козёл, что упёк меня сюда, хотел въехать в мой дом, но не мог добиться его у меня. Поэтому он настучал на меня гбровцам, и я выиграл путёвку от пяти до десяти, плюс огромную шишку на голове в придачу. Они до сих пор так делают, когда забирают?
— Ох, блин, конечно, да. Я говорил уже, меня "блэкджеком" шарахнули. — Майк потёр собственный синяк, тот болел и опух. — Нечто вроде приветственного подарка.
— Точнее, приветственного ударка, — сказал Джон.
Среди всего прочего, чего Майк не планировал делать в трудовом лагере, смеяться до упаду стояло на высоком месте в списке. И всё же, он рассмеялся.
Чарли пришлось позвонить Стелле и рассказать, что он ничем не смог помочь Майку. Та ударилась в слёзы.
— Что я буду делать без него? — причитала она.
Чарли не знал, что на это ответить. Он не знал, мог ли вообще кто-нибудь дать ответ.
И, как будто чтобы удовольствие было полным, Чарли пришлось позвонить родителям и сказать им, что он не смог помочь Майку. Трубку сняла мама. Бриджит Салливан восприняла новость не очень хорошо.
— Почему ты его не остановил? — требовательно спросила она. — Почему не удержал его от написания всех этих вещей о президенте? Тогда у него не было бы неприятностей.
— А, что я должен был делать, мам? Он взрослый человек. Ствол к его голове приставить? Или платок с хлороформом к носу приложить?
— Я не знаю, — сказала его мать. — Я знаю только то, что ты его не остановил, а теперь он в том ужасном месте, откуда люди не возвращаются.
Она тоже начала плакать.
Он, как можно скорее повесил трубку, и всё же недостаточно быстро. Затем он прошёл на кухню, достал из холодильника контейнер со льдом, положил в стакан три куска, и залил их на три пальца бурбоном.
— Мда, чувак, это было весело, — произнёс он, когда вернулся в гостиную.
— Звучало похоже на то, — сказала Эсфирь.
Чарли от души отпил.
— Ух! Крепкий какой! Как раз для моих тревог. — Он перевёл взгляд от стакана на жену и обратно. — Прости, милая, не хотелось грубить и злиться. Хочешь и тебе налью?
— Спасибо, нет, — ответила она. — Последнее время бурбон мне не очень по вкусу.
— Ты о чём? Это же "Уайлд Тёрки", а не дешёвое пойло, которое выскребают из бочек, и дерутся за каждую бутылку с пистолетом в руках.
— Всё равно, вкус не очень, — сказала Эсфирь. — Кофе тоже на вкус не очень, и даже чай. Наверное, потому что я в положении.
— В поло… — Чарли остановился на полуслове. Он не удивился — он знал, когда у неё месячные, и знал, что они не настали. И всё же, услышать такие новости официально — большое дело.
Она кивнула.
— Именно так. Мы этого хотели. И мы к этому идём. Я немного подумала, когда точно поняла, что у меня будет ребёнок. Если я всё правильно рассчитала, наш младшенький пойдёт в ВУЗ в 1956 году. Ты можешь в это поверить?
— Раз уж ты упомянула, нет, — сказал Чарли после нескольких безуспешных попыток. — Он, наверное, будет летать в школу на ракетомобиле, носить телефон в кармане рубашки, а летние каникулы проводить на Луне.
Эсфирь рассмеялась при этих словах.
— Похоже, прошлогодний сериал про Флэша Гордона[131]
размягчил твои мозги.— Может, так, а, может, нет, — сказал Чарли. — Погляди, где мы были двадцать лет назад. Ни у кого не было радио. Модель "Т"[132]
была лучшим автомобилем, какой только может быть. Люди пользовались ящиками для льда — у кого они были, а не холодильниками. Мы оставляли карточки для ледовщика, где указывали, сколько оставить. Самолёты делались из дерева, ткани и проволоки. Можешь представить, что они сказали бы насчёт DC-3[133], если бы ты смогла запихнуть его в машину времени и отправить назад?— Флэш Гордон, — повторила Эсфирь, но на этот раз голос её звучал задумчиво, а не веселым и насмешливым. Она сменила тему: — Как ты бы хотел его назвать?
— Если будет мальчик, только не Чарли-младший, — мгновенно ответил он. — Пусть будет кем угодно, только не калькой со своего бати.
— Хорошо, — сказала Эсфирь. — Я тоже об этом подумала. У евреев обычно не принято давать детям имена тех, кто ещё жив. Если бы ты захотел, я бы не стала спорить, но я не сожалею о твоём решении.
— А если будет девочка?
— Сара? Как маму моей мамы?
— Хм… — Чарли обдумал это имя. — Сара Салливан. Может быть неплохо, даже если похоже на персонажа "Ирландской розы Эби"[134]
.— Мы с тобой сами — персонажи "Ирландской розы Эби", только в обратную сторону, — сказала Эсфирь. — Можно четыре или пять раз набить "Поло Граундс"[135]
парочками, как в "Ирландской розе Эби". Или еврейско-итальянскими, итало-ирландскими, русско-ирландскими, какими угодно. Нью-йоркские дворняги, вот мы кто.