Джон Картер. Дочь тысячи джеддаков

Will you come?"	Откликнитесь ли вы на призыв?
Lorquas Ptomel and the warriors sat looking silently and intently at the young woman for several moments after she had ceased speaking.	Когда молодая женщина умолкла, Лоркас Птомель и воины долго молчали. Никто не может знать, что происходило у них в душе, но я уверен, что они были тронуты.
What was passing in their minds no man may know, but that they were moved I truly believe, and if one man high among them had been strong enough to rise above custom, that moment would have marked a new and mighty era for Mars.	Если бы среди них нашелся хотя бы один человек, достаточно смелый, чтобы стать выше обычаев, эта минута определила бы для Марса начало новой и великолепной эры.
I saw Tars Tarkas rise to speak, and on his face was such an expression as I had never seen upon the countenance of a green Martian warrior.	Тарс Таркас поднялся, желая говорить, и на лице его было такое выражение, какого я никогда не видел у зеленых марсианских воинов.
It bespoke an inward and mighty battle with self, with heredity, with age-old custom, and as he opened his mouth to speak, a look almost of benignity, of kindliness, momentarily lighted up his fierce and terrible countenance.	Оно свидетельствовало о страшной внутренней борьбе с самим собой, с наследственностью, с вечной привычкой и, когда он раскрыл рот чтобы говорить, его мрачные черты вдруг осветились благожелательным, почти ласковым взглядом.
What words of moment were to have fallen from his lips were never spoken, as just then a young warrior, evidently sensing the trend of thought among the older men, leaped down from the steps of the rostrum, and striking the frail captive a powerful blow across the face, which felled her to the floor, placed his foot upon her prostrate form and turning toward the assembled council broke into peals of horrid, mirthless laughter.	Но слова, готовые уже слететь с его уст, остались невысказанными, так как в этот миг какой-то молодой воин, сорвался со ступеней и нанес хрупкой пленнице страшный удар по лицу. Она упала на пол, а он, опершись на нее ногой, повернулся к совету и разразился диким и мрачным хохотом.
For an instant I thought Tars Tarkas would strike him dead, nor did the aspect of Lorquas Ptomel augur any too favorably for the brute, but the mood passed, their old selves reasserted their ascendency, and they smiled.	На миг я подумал, что Тарс Таркас убьет его, да и вид Тарс Таркаса и Лоркаса Птомеля не предвещал для негодяя ничего хорошего, но минутное настроение уже прошло, их исконная натура вступила в свои права, и они улыбнулись.
It was portentous however that they did not laugh aloud, for the brute's act constituted a side-splitting witticism according to the ethics which rule green Martian humor.	Удивительно было уже то, что они не рассмеялись громко, так как поступок молодого воина представлял собой с точки зрения марсианского юмора необычайно тонкую остроту.
That I have taken moments to write down a part of what occurred as that blow fell does not signify that I remained inactive for any such length of time.	То, что я потратил время на описание этого происшествия, не значит еще, что я оставался хотя бы на секунду его пассивным зрителем.
I think I must have sensed something of what was coming, for I realize now that I was crouched as for a spring as I saw the blow aimed at her beautiful, upturned, pleading face, and ere the hand descended I was halfway across the hall.	Мне кажется, что у меня было какое-то предчувствие, потому что я припоминаю, как я пригнулся для прыжка в тот миг, когда удар лишь грозил прекрасному, с мольбой обращенному к совету лицу. И, прежде чем опустилась рука, я уже пробежал половину расстояния.