Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни

Незадолго до четвертого дня рождения Шона Роза услышала разговор между малышом Ленноном и ее 14-летним сыном Робертом. Они были в музыкальной комнате и углубились в изучение проигрывателя Wurlitzer. «Ты какую музыку хочешь послушать?» – спросил Шон старшего товарища. «Не знаю, – ответил Роберт. – The Beatles?» Ни секунды не теряясь, Шон промолвил: «Недурно», и тут же рассказал, что ему больше нравится Элвис Пресли. «Я хочу быть похожим на него, когда вырасту», – признался он Роберту (99).

Десятого октября Джон с большим трудом выбрался утром из постели. Как выяснилось, не потому, что лежал и размышлял о том, что преодолел очередной тяжелый рубеж в жизни, и тем более не потому, что ему неохотно подчинялось стареющее тело. Нет, это был прямой результат обострившейся героиновой зависимости, которая терзала его в конце шестидесятых.

Леннон начал экспериментировать с тяжелыми наркотиками во время выставки Йоко в галерее Роберта Фрейзера летом 1968 года. «Я никогда не кололся, только нюхал», – говорил Джон. Но как пояснил Рэй Конноли, журналист и друг Леннона, Джон «редко делал то, что ему нравилось, наполовину, поэтому героин быстро превратится для него в проблему». Это действительно было так – к моменту, когда группа записывала Get Back (песню, написанную Маккартни) в январе 1969 года, Йоко шутила, что колоться для них с Джоном – своего рода физзарядка.

Кризис для пары наступил в последние месяцы перед распадом The Beatles. «Эти двое были на героине, – вспоминал потом Маккартни, – и для нас это было довольно большим шоком. Мы-то все думали, что мы такие бесшабашные ребята, но при этом, в общем, понимали, что никогда не будем настолько бесшабашными».

В сентябре 1969-го Джон увековечит свой болезненный героиновый опыт в песне Cold Turkey[47], которая в самых мрачных деталях живописала адовы муки ломки, когда он избавлялся от зависимости (100).

Во время вечеринки по случаю дня рождения Джон незаметно употребил опиат, а на следующее утро проснулся с ощущением полномасштабного кризиса и раскаяния. «У меня в теле полно герыча, но недостаточно, – говорит он в звуковом дневнике. – И я думаю теперь, на кой черт мне все это дерьмо? Я думал, что давно покончил со всем этим».

Джон снова заставил себя пройти через ломку, чтобы опиат, вызывающий быстрое привыкание, вышел из его организма. «Господи, помоги нам следующие три дня, – продолжил он, жалуясь на удар, который, сорвавшись, нанес по своим интеллектуальным способностям наркотиками. – Я хочу писать. Я хочу говорить. Я хочу думать. То, что я знаю, невозможно выразить».

Прошло две недели. Двадцать пятого октября Леннон прочитал в газетах кричащие заголовки о том, что накануне вечером в лондонском клубе Les Ambassadeurs редакция Книги рекордов Гиннесса чествовала Маккартни как композитора, чья музыка стала самой продаваемой во все времена. Можно подумать, Джону и без того не хватало напоминаний о собственном творческом тупике…

Но если сочинение песен пока очевидно буксовало, отношения Джона с Шоном становились все более глубокими и нежными. Шон продолжал заниматься плаванием в YMCA, и эти уроки превратились в долгожданное еженедельное событие. Как-то раз, встретив Шона после занятий в бассейне, Джон столкнулся в истсайдском магазине здорового питания с Джеком Дугласом. Оба обрадовались встрече, и Джон с удовольствием оставил Джеку номер своего телефона в «Дакоте». Но когда отец с сыном вышли из магазина, Джек решил, что не позвонит. «Я не хотел его беспокоить, потому что он занимался семьей», – объяснил он потом (101).

Что же до Джона, он часто вспоминал Дугласа, и вспоминал с теплотой. Дуглас сделал хорошую карьеру. Начинал он как фолк-музыкант, потом проявил себя как звукорежиссер (а до этого был уборщиком в студии звукозаписи!), работал с Майлзом Дэвисом и Элисом Купером, а в 1971-м помогал писать на Apple Records классический альбом Джона Леннона Imagine. И, забегая вперед, он станет успешным продюсером. Когда Джон только познакомился с Дугласом, его потрясло, что Джек – тот самый американец, чьи фотографии в 1965-м публиковали все британские газеты, после того как Джек с приятелем ненадолго эмигрировал в Ливерпуль. Да, было такое дело. В надежде продлить свое пребывание в Англии, где он завязал связи среди музыкантов, Джек наврал корреспонденту Liverpool Echo, что их с другом держали пленниками на грузовом пароходе. Журналисты раздули эту историю, а Джон в расцвете битломании любил почитать прессу. «Черт меня подери! Так это вы были теми чокнутыми янки в газетах!» – скажет он Джеку (102).

Шла осень 1979 года, и Джон действительно занимался семьей. В октябре и ноябре он сделал несколько импровизированных совместных записей с сыном. На одной из них Шон трогательно демонстрирует свою любовь к битловской With A Little Help From My Friends – распевает ее со всей детской непосредственностью, коверкая слова. «Это моя любимая песня», – восклицает он.