Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

– То есть он не мог ее прочесть, – сказал мистер Норрелл. – Что ж, это очень…

Он снова замолчал и начал грызть ногти.

– Возможно, она была на латыни, – предположил Лассельс.

– Почему вы думаете, что Финдхельм не знал латыни? – с некоторым раздражением возразил Чилдермасс. – Если человек работает на земле, это еще не значит…

– О нет! Нет! Я с уважением отношусь к таким людям, уверяю вас, – рассмеялся Лассельс. – Земледелие – полезное занятие. Однако мало кто из фермеров может похвастаться классическим образованием. Сумел бы такой человек узнать латынь, если б ее увидел?

Чилдермасс возразил, что Финдхельм, конечно, узнал бы латынь. Он был не дурак.

На это Лассельс резко ответил, что ничего подобного и не утверждал.

Перепалка грозила перерасти в ссору, однако пыл спорщиков охладил мистер Норрелл. Он медленно и задумчиво проговорил:

– Когда Король-ворон впервые появился в Англии, он не умел ни читать, ни писать. В те дни грамоту знали очень немногие. И далеко не все короли. А Король-ворон рос среди эльфов, которые не пользовались письменностью. До прихода в Англию он вообще не видел письменных знаков. Бывшие у него в услужении люди показали ему буквы и объяснили их назначение. Однако он был тогда совсем юн, ему едва ли исполнилось пятнадцать. Он успел покорить королевства двух миров и имел в своем распоряжении всю магию, какую только мог пожелать. Самонадеянность и гордость переполняли его. Зачем ему знать мысли других? Что такое чьи-то мысли в сравнении с его собственными! Так что он отказался учиться латыни, как хотели его слуги, и вместо этого изобрел собственное письмо, дабы сохранить свои мысли для грядущих времен, – якобы оно лучше латыни отражало работу его ума. Так было в начале правления Короля-ворона. Однако чем дольше оставался он в Англии, тем сильнее менялся, становясь менее молчаливым и более общительным, то есть делаясь менее похожим на эльфа и более – на человека. В конце концов он согласился освоить латинскую грамоту, но при этом не забыл и свой алфавит – так называемые «королевские письмена». Он даже обучил им нескольких доверенных магов, чтобы те лучше понимали его волшебство. О «королевских письменах» упоминают в своих трудах Мартин Пейл и Белазис, но ни тому, ни другому не довелось увидеть их даже мельком. Если сохранился хотя бы малейший отрывок, написанный рукой самого Короля-ворона, то, несомненно…

Тут мистер Норрелл снова погрузился в молчание.

– Ну и ну, – подал голос Лассельс. – Сегодня вы не перестаете нас удивлять! Какое восхищение тем, кого вы, по вашему собственному утверждению, всегда ненавидели и презирали!

– Мое восхищение ни в коей мере не уменьшает моей ненависти! – резко возразил мистер Норрелл. – Да, я сказал, что он великий волшебник. Но я не говорил, что он приличный человек, и я по-прежнему убежден в том, что его влияние не принесло английской магии ничего хорошего. К тому же я выражал сейчас мое частное мнение, не предназначенное для публичного распространения. Чилдермасс знает. Чилдермасс понимает.

Мистер Норрелл с некоторой тревогой взглянул на Дролайта, но тот уже давно утратил интерес к истории Чилдермасса, поняв, что речь не о великосветских особах, а о йоркширских фермерах да пропойцах-слугах. Сейчас он полировал табакерку носовым платком и ничего не слышал.

– Итак, Клегг украл книгу? – обращаясь к Чилдермассу, спросил Лассельс. – Вы же это собираетесь нам сообщить?

– Можно и так сказать, хотя выглядело это несколько иначе. Осенью тысяча семьсот пятьдесят четвертого года Финдхельм поручил Клеггу отвезти книгу одному человеку в деревню Бреттон в Дербишире. Зачем – не знаю. Клегг отправился в путь и на второй или третий день достиг Шеффилда, где и остановился на ночь в таверне. Там он познакомился с неким кузнецом, тоже отъявленным пьяницей. Они поспорили, кто кого перепьет. Состязание длилось два дня и две ночи. Сперва они просто пили, потом принялись заключать самые безумные пари. В углу таверны стояла бочка с соленой селедкой. Клегг заявил, что кузнец не пройдет от стены до стены по усыпанному рыбой полу. Поглазеть на необычное соревнование собралась изрядная толпа бездельников. Зрители тут же перевернули бочку и разбросали селедку. Кузнец добрался-таки до противоположной стены, правда перепачкавшись с ног до головы в давленой рыбе – столько он падал. Теперь он бросил вызов: предложил Клеггу прогуляться по коньку крыши. Тот согласился, хотя пил уже второй день и едва держался на ногах. Не раз и не два зрителям казалось, что он сорвется и сломает свою никчемную шею, но ничего подобного не случилось. Следом Клегг объявил, что кузнец ни за что не сумеет поджарить и съесть собственные сапоги. Кузнец поджарил их и съел, а в ответ предложил Клеггу съесть книгу Роберта Финдхельма. И тогда Клегг разорвал ее на полосы и съел по кусочкам.

Мистер Норрелл вскрикнул от ужаса. Даже Лассельс удивленно заморгал.