– Да нет, могло обернуться по-всякому, – сказал мистер Аттербери. – Старая сортировочная станция, конечно, не подарок, но… надежда есть, можешь мне поверить. Народ зашевелился.
– Это верно. Уйма народу.
– «ОСП» шумиха ни к чему. Приехали районный инспектор и уполномоченный Комиссии по градостроительству. Пожалуй, наша возьмет.
– Это хорошо. Гм…
– Ну?
– Я вас видел по телевизору, – выпалил Джонни. – Вы сказали, что «ОСП» «патриотически настроена», «руководствуется заботой об интересах общества» и «готова к сотрудничеству».
– Вполне возможно, что так и есть. У них нет выбора. Они, конечно, хитрят, но, пожалуй, в конце концов все-таки прогнутся. Поразительно, чего можно добиться добрым словом.
– А. Да… Ну тогда… Мне нужно пойти кое-кого поискать. Вы не против?
Мистер Строгг бесследно исчез. Остальные не появлялись. Джонни целый день провел на кладбище, сперва с орнитологами и представителями «Сплинберийского общества защиты дикой природы», обнаружившими за мемориалом Уильяма Банни-Листа лисью нору, потом с какими-то японскими туристами. Никто точно не знал, откуда взялись японские туристы и что им нужно, но могила миссис Либерти подверглась чрезвычайно тщательному и подробному фотографированию.
Однако в конце концов и у японских туристов закончилась пленка. Они сделали последний, групповой, снимок перед памятником Уильяму Банни-Листу и отправились к своему автобусу.
Кладбище опустело. Солнце садилось за склады ковровой фабрики.
Миссис Тахион покатила доверху нагруженную пожитками универсамную тележку к неведомому месту своего ночлега.
Легковые машины одна за другой отъехали от старой галошной фабрики, остались только бульдозеры, похожие на доисторических чудищ, которых застигло врасплох резкое похолодание.
Джонни бочком подобрался к заброшенному маленькому надгробию под деревьями.
– Я знаю, что вы здесь, – прошептал он. – Вы не можете уйти, как остальные.
Ни звука в ответ.
– Что вы такого натворили? Вы убийца?
По-прежнему ни звука. Тишина стала мертвой.
– Послушайте, мне жаль, что телевизор забрали, – нервно прибавил Джонни.
Тишина, такая густая и плотная, что хоть матрацы набивай.
Джонни зашагал прочь – так быстро, как только смел.
9
– Этот скандал из-за кладбища определенно оживил город, – сказала мама Джонни. – Отнеси, пожалуйста, поднос дедушке. И расскажи ему, что да как. Он очень всем этим интересуется.
Дед смотрел новости на хинди. И не потому, что ему так хотелось, – просто пульт куда-то запропастился, а как переключать каналы без него, никто не помнил.
– Дед, держи поднос.
– Угу.
– Знаешь старое кладбище? Где ты показывал мне могилу Уильяма Банни-Листа?
– Угу.
– Так вот, может быть, теперь его не станут застраивать. Вчера вечером было собрание.
– Угу.
– Я там выступал.
– Угу.
– Так что, может, все еще обойдется.
– Угу.
Джонни вздохнул и вернулся в кухню.
– Мам, можно взять старую простыню?
– Господи, зачем?
– У Холодца хэллоуиновская вечеринка. Не могу придумать ничего другого.
– Если ты собираешься прорезать в ней дырки, возьми ту, которой я закрываю мебель от пыли.
– Спасибо, мам.
– Такую розовую.
– Ну, ма-а-а-а-ма!
– Да она почти состиралась. Никто и не заметит.
Вдобавок выяснилось, что с одного края на простыне сохранились остатки вышивки – цветочного узора. Джонни взялся за ножницы и сделал что смог.
Он обещал пойти – и пошел. Но очень длинным и кружным путем, спрятав простыню в пакет (на случай, если мертвецы вдруг вернутся и столкнутся с ним). К тому же требовалось поразмыслить о мистере Строгге.
Через несколько минут после его ухода по телевизору началась английская программа новостей, куда менее интересная, чем известия на хинди.
Некоторое время дедушка смотрел, потом выпрямился.
– Эй, дочка, тут сказали, старое кладбище пытаются спасти.
– Да, папа.
– Сдается мне, на трибуне был наш Джонни.
– Да, папа.
– Мне никогда ничего не рассказывают! А это что?
– Курица, папа.
– Угу.
Они летели над горными плато Азии, где когда-то караваны верблюдов возили шелк за пять тысяч миль, а теперь вооруженные безумцы пытались истребить друг друга во имя Аллаха.
Над заснеженным горным перевалом мертвецы сбавили скорость.