Джордж Гершвин: Путь к славе

Учить Фрэда Астера, как нужно танцевать, — это все равно, что давать Хейфецу технические указания, как играть каденцию. Тем не менее именно это делал Джордж Гершвин во время репетиций. Астер откровенно писал об этом в автобиографии. Время от времени Гершвин выскакивал из-за фортепиано, чтобы показать Астеру степ или какое-нибудь дополнительное движение, и ко всем его советам Астер относился добродушно. Однажды что-то из того, что предложил ему Гершвин, Астер, не колеблясь, назвал самым ценным предложением. "Во время наших последних репетиций номера "Чарующий ритм", — пишет Астер, — Адель и я никак не могли придумать, каким будет заключительный степ". Весь танец был уже придуман и отрепетирован, но ему не хватало логического конца, который оправдывал бы их уход со сцены. "Я бился над ним несколько дней, — рассказывает Астер. — Бился над ним и хореограф-постановщик Сэмми Ли". Но однажды Джорджу пришла в голову идея, и он прямо подскочил на стуле. "Он предложил нам продолжать степ, который мы начинали на середине сцены, и, двигаясь вбок и к выходу со сцены, отбивать его до тех пор, пока не скроемся из виду. Этот степ шел в сложном четком ритме, мы синхронно отстукивали ритм ногами, перекрещиваясь вперед и назад, вскидывая друг перед другом руки и откинув голову назад. Было много разных вариантов, но когда Джордж предложил удаляться тем же шагом, мы думали, что это невозможно. На самом деле это был блестящий ответ на вопрос, который мы столько времени не могли решить. Идея этого танцора Гершвина неизменно вызывала гром аплодисментов".

Премьера мюзикла "Леди, будьте добры!" состоялась 1 декабря 1924 года в Нью-Йорке и стала первым успехом Гершвина в жанре музыкального спектакля. "Это была не избитая музыкальная комедия, — рассказывает Астер. — Легкая и ироничная, она выгодно отличалась от других мюзиклов по своей идее и воплощению". Если Астера и можно заподозрить в необъективности, поскольку он был здесь главной фигурой, то его мнение подтверждали критики. Критик журнала "Сан" сравнил мюзикл с "драгоценным камнем" и отметил особой похвалой музыку Гершвина, наградив ее эпитетами "живая, изобретательная, веселая, выразительная и приятная". Другие критики также были восхищены музыкой Гершвина. И это вполне понятно. Еще ни в одном музыкальном спектакле Гершвина не было такого богатства оригинальных музыкальных идей и находок, как здесь. Кинематографический эффект меняющихся размеров "Чарующего ритма", неотразимое обаяние быстро повторяющихся триолей основной песни и мелодическое значение аккордов, подчеркивающее тексты обеих песен, — все это представляло собой новое явление утонченности популярной музыки. Другие песни мюзикла отличались глубоким лиризмом, как, например, "Я тоже" (So Am I). Еще одна песня, о которой часто упоминают вскользь, но которая принадлежит к лучшим номерам мюзикла, называлась "Половина этого, дорогая, просто хандра" (The Half Of It, Dearie, Blues) и была написана Гершвинами специально для Фрэда Астера. "Это был один из самых оригинальных номеров", — пишет Астер. Редкий случай: Фрэд Астер танцевал один, без своей сестры Адели; сначала песня звучала в исполнении Астера и Кэтлин Мартин, а затем Астер отбивал соло короткую чечетку.

Но самая лучшая песня, написанная Гершвином для мюзикла "Леди, будьте добры!’’ не звучала во время его премьеры в Нью-Йорке. Под названием "Любимый мой" (The Man I Love) она вошла в фонд песенной классики композитора и, по мнению английского музыковеда Уилфреда Меллера, занимает такое важное место, что он посвятил ее анализу почти три страницы в своей книге "Музыка вновь обретенной земли" (1965). Но до того, как она получила признание, у нее была интересная предыстория. Текст припева, таким как мы его знаем теперь, первоначально предназначался для другой песни, но Гершвин обнаружил, что мелодия запева настолько хороша, что лишала последующий припев какой бы то ни было привлекательности. Эта мелодия состояла из шестизвуковой, вновь и вновь повторяющейся блюзовой последовательности. Как бы накапливая энергию, она производила удивительный эффект, достигая мучительной силы благодаря контрапунктическому сопровождению нисходящей хроматической гаммы. Переписывая песню, Гершвин теперь использовал в качестве припева слова запева, перед которым звучало простое, но приятное вступление.

Во время репетиции в Филадельфии "Любимый мой" исполняла Адель Астер в первой сцене "Леди, будьте добры!". Балладный характер этой песни, казалось, не соответствовал мюзиклу, наполненному танцами и ритмом. Винтон Фридли настойчиво требовал, чтобы песня была исключена из спектакля, и Гершвин согласился.