Экранизация этого мюзикла состоялась лишь после смерти Джорджа, в 1941 году. В ней были использованы три песни из оригинальной постановки и музыкальные номера других композиторов, в том числе "Когда я в последний раз увидел Париж" (The Last Time I Saw Paris) Джерома Керна (слова Оскара Хаммерстайна II). И хотя это была единственная песня Керна в фильме, именно она получила в том году приз Академии киноискусства, а песни Гершвина не могли участвовать в конкурсе, так как были написаны для спектакля, а не для кино. На самом деле песня "Когда я в последний раз увидел Париж" также не была написана специально для фильма "Леди, будьте добры!", а была отдельным музыкальным номером, который Артур Фрид приобрел специально для этой картины. С тех пор правила Академии были изменены (сам Керн способствовал тому, чтобы внести эти изменения!), и песня могла быть удостоена премии Оскара лишь в том случае, если она была написана специально для фильма.
Гершвин впервые приехал в Лондон в 1923 году для того, чтобы написать музыку к "Радужному ревю" (Tht Rainbow Revue), за которую он получил гонорар в полторы тысячи долларов, помимо суммы, выплаченной ему за билет туда и обратно. Первая поездка в Англию была полна впечатлений, наполнивших его творческое Я. Когда в таможне ему ставили штемпель в паспорте, чиновник таможенной службы спросил: "Вы тот самый Гершвин, который написал "Лебединую реку"?" — "О более приятном приеме я и мечтать не мог", — писал Джордж Айре. "Когда мы причалили, ко мне подошла женщина-репортер и попросила сказать несколько слов. Я почувствовал себя так, словно я был Керном или еще кем-нибудь в этом роде".
Однако его приятное возбуждение и радость были преждевременны. К сожалению, "Радужное ревю" оказалось очень посредственным представлением и с треском провалилось, отчасти из-за избитого и невыносимо скучного материала, предложенного авторами (один из них был автор детективных романов Эдгар Уоллес). Музыка Гершвина, которую он сам считал самой слабой из всего, что он когда-либо написал для театра, тоже не заслуживала особой похвалы. Лишь одна из тринадцати песен — "Янки Дудл-блюз" (Yankee Doodle Blues) — была яркой и убедительной. (В 1925 году ее использовали в качестве сквозной музыкальной темы в экспрессионистской пьесе Джона Хауарда Лоусона "Молитва".) Остальные песни оказались невыразительными по стилю и небрежными по технике. Но шоу потерпело неудачу не только по вине авторов. Актер, исполнявший главную роль, раздосадованный тем, что его роль сильно сократили на репетициях, во время премьеры устроил настоящий скандал, неожиданно выйдя на авансцену и произнеся перед изумленной публикой обвинительную речь, в которой он обрушился на лондонских продюсеров, предпочитавших американских актеров английским.
Из Лондона Гершвин вылетел в Париж к Жюлю Гланзеру, который жил в своей парижской квартире на Рю Малакофф, 5, недалеко от Булонского леса. В это время у Гланзера гостил Бадди де Силва, и в течение нескольких дней все трое совершали походы в самые известные рестораны и ночные бары. Гершвин влюбился в город с первого взгляда; все в нем было для него неожиданным. Однажды, проезжая в машине Гланзера через Триумфальную арку вниз по Елисейским полям, он воскликнул: "Ведь об этом городе ты можешь столько написать!" Бадди де Силва негромко ответил: "Увы, Джордж, все уже написано". Скорее всего, над наивностью Джорджа посмеялись, но на следующий день все хохотали над Сэмми Ли, хореографом, который в разговоре с Джорджем назвал Елисейские поля "Елисеевскими".