И вновь, как это было с Концертом, реакция критики была самой разноречивой. Самьюэл Чотсинофф назвал пьесу "самым лучшим образцом современной музыки со времен Концерта фа мажор Гершвина". У. Дж. Хендерсон охарактеризовал ее как "откровенную юмореску", которая "свободно наслаждается своим раскованным юмором. В ней царит дух бесшабашности, а подкупающая искренность и прямота отдельных эпизодов, в особенности первая тема прогулки, как нельзя более уместны. В партитуре чувствуется большое умение и некоторая грубоватость стиля". Лоренс Гилман, никогда раньше не питавший к Гершвину особых симпатий, теперь сказал, что в этом произведении "есть острый привкус нового и настойчиво заявляющего о себе мира — мира обаятельного, страстного, непредсказуемого". Олин Даунс нашел в нем "ощутимо возросшее мастерство и владение формой".
Но это еще не все. Другие были категорически не согласны с такой оценкой. Герберт Ф. Пейсер писал: "Отвратительная дешевка, настолько скучная, кустарная, мелкая, вульгарная, тягучая и пустая, что средняя публика помрет от тоски… Эта дешевая и глупая поделка выглядит до слез никчемной и бессмысленной". Оскар Томпсон считал, что "тем, кому до всех этих явно устаревших тонкостей искусства нет никакого дела, она понравилась", но он всячески старался подчеркнуть, что, несмотря на это, музыка "развлекала", она была "страшно банальна" и "назойливо вульгарна".
Несмотря на отрицательные отзывы, "Американец в Париже" прочно вошел в репертуар симфонических оркестров Соединенных Штатов и других стран. 27 июля 1931 года пьеса была исполнена в Королевском зале Лондона, на четвертом концерте Девятого фестиваля Международного общества современной музыки. Дирижировал Альфредо Ка-зелла. И хотя, по мнению английской критики, сюита была "невинным, но утомительным лепетом", "банальной и глупой" и "довольно плохой музыкой", она одна в тот день была встречена овацией. Примерно в это же время в своем интервью по французскому радио Франсис Пуленк назвал ее в числе своих самых любимых музыкальных сочинений XX века. Ее исполняли крупнейшие оркестры под управлением величайших дирижеров нашего поколения.
На музыку "Американца" было поставлено несколько балетов, самыми значительными из которых являются балетные постановки в музыкальной комедии "Девушка из шоу" ("Show Girl") и в фильме "Американец в Париже", балет-пантомима, постановка которого принадлежит Хедли Бриггсу, вошел в ревю "Наш мир" (The World of Ours), которое было показано в 1932 году в Англии на Кембриджском театральном фестивале.
После мировой премьеры симфонической поэмы Жюль Гланзер устроил в честь Гершвина прием в своем доме. По этому случаю Гершвину подарили серебряный портсигар, на котором были выгравированы подписи его многочисленных друзей. Сейчас он находится в доме Артура Гершвина. Приветственное слово должен был произнести Гарри Руби, однако он задержался в Бостоне с одним из своих шоу. Вместо него приветственную речь произнес Отто X. Кан, который, в частности, сказал:
Джордж Гершвин — лидер молодой Америки в музыке… и в своем искусстве, которое по своей сути является насквозь и бескомпромиссно американским; он один из его ярких представителей. Ритм, мелодия, юмор, изящество, натиск и размах, динамизм его произведений выражают гений молодой Америки. Но в этом гении молодой Америки не хватает одной ноты, отсутствие которой кажется довольно подозрительным. Это нота нашей печали, нота, идущая из глубин взволнованной души нации… Я далек от мысли, что для очищения этой души в жизнь нации должна войти трагедия, так же как не хочу, чтобы для достижения глубины его искусства это произошло в жизни Джорджа Гершвина. Но… "поток человеческих слез нескончаем", мой дорогой Джордж! Они обладают великой, странной и прекрасной силой, эти человеческие слезы. Они питают глубочайшие корни искусства. Всей силой своей веры и восхищения я верю в твою личность, твой талант, в твое искусство, твое будущее, в твою роль и значение в судьбе американской музыки… И именно поэтому я бы хотел пожелать тебе пережить — пусть недолго — этот бурный взрыв и напряжение всех чувств, единоборство со своей собственной душой… эту отчужденность… которые помогут достичь глубины и зрелости… внутренней сущности и духовных сил художника.
Как и очень многие в это время, Отто X. Кан видел в Гершвине только музыкального юмориста и сатирика, даже несмотря на то, что в некоторых песнях и блюзах и во Второй фортепианной прелюдии уже отчетливо слышались горькие ноты. К сожалению, в начале 1934 года Кан умер. Проживи он еще года два, когда он смог бы услышать "Порги и Бесс" — да еще такой близкий его сердцу жанр, как опера, — он бы непременно признался себе, что, и не испытав бурных личных переживаний, искусство Гершвина смогло продемонстрировать и глубину, и зрелость, о которых он тогда говорил.
Глава XIII
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО ОНИ ЛЮБИЛИ