Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

В значительной мере к творчеству Оруэлла, в частности к его «Памяти Каталонии», можно применить гегелевское «снятие», отрицание отрицания, когда позитивное фантастическое мышление казалось бы неожиданно, а на самом деле в результате глубоких внутренних мыслительных, аналитических процессов превратилось в собственную противоположность, не в счастливую утопию, а в адское общество, которое неминуемо сложилось бы, превратившись из утопии в реальность, если бы были реализованы, если не полностью, то хотя бы в основном, те потенции, которые содержались в зародыше в тоталитарном идеале.

Джордж Оруэлл постепенно избавлялся от своей идеализации испанских рабочих, от наивного, малограмотного, противоречивого и непоследовательного «социализма». Но в «Памяти Каталонии» он все же не был до конца откровенным в такой критике. Он испытывал некие угрызения совести, какую-то обязанность подчеркнуть светлые стороны пережитого опыта. Это была своеобразная трансформация принципа: о покойном - либо хорошо, либо ничего. Само название книги диктовало определенные условия. Это действительно была книга о покойном, книга памяти того, что так и не воплотилось в действительность.

Блэр не раз признавал, что допускал преувеличения в своей книге. 20 декабря 1938 года в письме публицисту и историку Фрэнку Джеллинеку, автору книг о Парижской коммуне и о войне в Испании⁵⁰³, которую Оруэлл прорецензировал⁵⁰⁴, он откровенно признал, что не столь сильно симпатизировал ПОУМ, как следовало из «Памяти Каталонии», хотя во время пребывания в Каталонии он проявлял большой интерес к политической позиции и социальным установкам этой партии: «Я всегда говорил им, что они неправы, и отказывался вступить в партию... Вне всякого сомнения, их способ изъясняться... был утомительным и до крайности провокационным»⁵⁰⁵.

Другому своему корреспонденту - поэту Стивену Спендеру, воевавшему в Испании в составе Интернациональной бригады, он писал, что не занимается «троцкистской пропагандой», как может показаться по некоторым главам «Памяти Каталонии»⁵⁰⁶, что не сочувствует ни Троцкому, ни идеям не имевшей отношения к Троцкому ПОУМ. «Подлинная история этой войны никогда не будет и не может быть написана», - писал Оруэлл значительно позже⁵⁰⁷, проявляя неоправданный скептицизм в отношении возможностей исторической науки. Но опыт испанской войны, заставивший писателя столкнуться с грязью и кровью не только на поле боя, но и в политиканстве различных уровней - от взаимоотношений между партиями и группами в Каталонии до жонглирования европейским миром великими державами, - не способствовал улучшению его социального самочувствия. Он не видел перспектив завершения войны в пользу республиканского правительства, имея в виду и значительно большую организованность сил Франко, и интенсивную германскую и итальянскую помощь, и фактический отказ от поддержки Испании Советским Союзом и компартиями, и вывод Интернациональных бригад из Испании в 1938 году, и позицию невмешательства Франции и Великобритании. Он был убежден, что война бессмысленна, что она проиграна, но полностью оставался на стороне республиканских сил, исходя из необходимости сделать выбор между смертью бесславной и смертью достойной.

В какой-то мере «Памяти Каталонии» и другие публикации Оруэлла об испанской войне можно сравнить с романом Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол» - произведением об «американском Байроне, немногословном, гордом, много пережившем и уехавшем гибнуть за свою Грецию», как об этом написал Дмитрий Быков⁵⁰⁸. Своего рода британским Байроном был сам Оруэлл. Он, правда, не погиб в Испании, но война в этой стране действительно похоронила многие его иллюзии. Оруэлл крайне скептически отнесся к попыткам создания международного антина-цистского фронта с участием СССР. Ранее многих других левых авторов он осознал, что такое Сталин: политикан, заботившийся только о собственной власти, неразрывно связанной с могуществом возглавляемой им страны, оперировавший идеологическими понятиями, как фокусник и жонглер, удобно приспосабливающий их к главной своей цели.

Испанский опыт и его детальное непредвзятое освещение в оруэлловской публицистике являлись одним из важнейших этапов в творческом и политическом развитии писателя. Под влиянием поддержки со стороны Независимой рабочей партии как во время пребывания в Испании, так и после возвращения в Великобританию, и особенно в связи с благожелательной оценкой «Памяти Каталонии», Оруэлл объявил о своем вступлении НРП, хотя ранее не раз высказывался о ней критически, считая, что у нее, как и у лейбористов, отсутствуют четко выраженные социалистические принципы, да и вообще подчеркивал необходимость для творческой личности оставаться вне политических партий. Письмо с просьбой о приеме его в НРП было датировано 13 июня 1938 года. Этим же числом был обозначен выданный ему членский билет, хранимый ныне в архивном фонде Оруэлла. Как видно по записи в билете, Блэр уплатил свой годовой членский взнос только один раз⁵⁰⁹.