Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Познакомившись с очерками, Мур счел, что рукопись подходит и по своей тематике, и по литературным качествам молодому издательскому дому Виктора Голланца, созданному в 1928 году и придерживавшемуся социалистической ориентации. Родившийся в 1893 году специалист в области классических языков, проработавший несколько лет школьным учителем, Голланц после Первой мировой войны сначала издавал журналы, а затем основал свое издательство. По своим взглядам он примыкал к левому крылу Либеральной партии, затем стал близок к лейбористам, а в 1930-е годы в течение некоторого времени симпатизировал коммунистам. Симпатии проявились, впрочем, в основном в том, что Голланц одобрил их ориентацию на создание Народного фронта антифашистских и антинацистских сил. После подписания советско-германского пакта 1939 г. Голланц решительно осудил советскую внешнюю политику и стал сближаться с течениями христианского социализма.

Пока же с согласия Блэра в августе 1932 года Голланцу была передана рукопись очерков. Издатель счел ее «исключительно сильным и социально важным документом»²²⁴. Он выразил готовность опубликовать книгу при условии устранения языковых вульгарностей и замены некоторых имен, которые легко было идентифицировать, что могло привести к юридическим проблемам и для издателя, и для автора. Блэр согласился внести поправки и даже получил аванс в 40 фунтов, сравнительно немалую по тем временам сумму.

Голланц считал, что название книги надо изменить, выбросив из заголовка упоминание о мойщике посуды, поскольку этот персонаж встречается в тексте очень редко. В результате остановились на Down and Out in Paris and

London²²⁵ (в русском варианте - «Фунты лиха в Париже и Лондоне»²²⁶).

Возник вопрос о псевдониме. Эрик Блэр не хотел выпускать книгу под своим именем, будучи уверен, что откровенные описания и собственной нищеты (подчас несколько преувеличенные), и тех отвергнутых обществом людей, с которыми он общался, шокируют и родителей, и родственников, да и некоторых из тех, кто уже знал его как журналиста. Обсуждались несколько вариантов. Эрик склонялся к имени П. С. Бёртон, которое он уже использовал и под которым бродяжничал. Издатель, будучи осторожным предпринимателем, несколько раз выигрывавшим дела по обвинению в клевете, склонялся к совершенно нейтральному псевдониму: X. Он не смог уговорить Блэра, справедливо считавшего, что литературную карьеру с таким именем сделать невозможно.

В конце концов автор и издатель остановились на имени Джордж Оруэлл. Никакого сколько-нибудь серьезного смысла в этот псевдоним заложено не было. Эрик избрал себе имя Джордж, потому что это было одно из самых распространенных английских имен. Что же касается фамилии, то Оруэлл - это название реки в графстве Саффолк в Восточной Англии, неподалеку от Саусволда, где жили родители и где часто бывал в то время автор. Он любил в одиночестве побродить по берегу этой реки, а иногда с удовольствием ловил там рыбу. Так что выбор псевдонима носил чисто прикладной характер.

Псевдоним, однако, закрепился. Он остался с Эриком Блэром на всю жизнь, и именно под этим псевдонимом наш герой вошел в историю. По словам британских биографов Оруэлла, это действительно было «новое начало», «воображаемая идентификация» личности, по существу начинающей свое существование²²⁷.

Когда Блэр, ставший Оруэлл ом, приехал на Рождество 1932 года в Саусволд, его ожидал подарок - посылка с авторскими экземплярами еще не поступившей в продажу, но уже тиражированной книги. Он немедленно раздарил их родным и знакомым, поставив подпись: «Эрик Блэр». Позже - на презентациях своих книг и в личной переписке - он всегда использовал имя Блэр. На это, однако, обращали мало внимания. С выходом книги о «фунтах лиха» эпоха Эрика Блэра закончилась. Появился новый автор по имени Джордж Оруэлл. Датой рождения нового писателя было 8 января 1933 года. В этот день вышла в свет первая книга Джорджа Оруэлла.

Состояла книга из двух частей, посвященных соответственно парижским и лондонским мытарствам. Написана она была легким, разговорным стилем, просто, без какого-либо теоретизирования. Читатель с первых строк вводился в быт парижской нищеты. После сцены перебранки на улице Дю Кокдор, которой открывался текст, следовало краткое обобщение: «Не то что ничего другого тут не случалось, но утро редко проходило без таких взрывов. Атмосфера вечных скандалов, заунывного речитатива лоточников, визга детей, гоняющих ошметок апельсиновой корки по булыжнику, ночного шумного пения и едкой вони мусорных баков».

Книга была проникнута сочувствием к испытывающим трудности беднякам и нищим, но в то же время пропитана едва уловимым оттенком скорее не злобы, а ехидства по отношению к своим героям. Автор умело сочетал изображение страданий общественных низов, свое личное в них проникновение и умение взирать на собственные беды, точнее говоря, на беды своего лирического героя, ибо это был не чистый репортаж, а художественная публицистика с элементами вымысла и английского черного юмора.