Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Необходимо при этом учитывать, что Оруэлл побывал в Северной Англии в то время, когда эта часть страны, как и вся Великобритания, только начала выходить из затяжного экономического кризиса, который катастрофически отразился на угольной промышленности и судьбах шахтеров. Символом нищеты и безработицы, отчаянного настроения людей труда автор назвал «верфи» городка Уиган, дальнего пригорода Манчестера. На этих «верфях», которых на самом деле не было, поскольку речь шла об узком канале, действительно скопилось несметное количество нищих и бездомных, живших в неком подобии домиков, кое-как скроенных из подручного материала - кусков картона, деревянных балок, обрезков железа и т. п.

И сам Уиган, и условия труда и быта, и настроения работавших и безработных были представлены в книге в сочетании с анализом статистического и документального материала. Отметим, что угольная промышленность в районе Уигана так и не возродилась (в настоящее время в ней занят всего 1% процент населения города, работающий на шахтах соседних районов, а не в самом Уигане). Что же касается берега канала, где якобы когда-то находилась исчезнувшая потом верфь, и складов, действительно когда-то расположенных здесь, то они превращены ныне в центр исторического наследия, причем произведение Оруэлла занимает одно из главных мест среди экспонатов.

Но в середине 1930-х годов нищета и отчаяние в индустриальной Северной Англии действительно были ужасными. Суммируя свои впечатления и изученные документы, Оруэлл писал: «Здесь много людей, которые трудоустроены, но которые с финансовой точки зрения могут в равной мере считаться безработными, потому что они не получают даже минимальной оплаты, достаточной, чтобы как-то жить». По его расчетам, число людей в Англии, которые голодают или, по крайней мере, недоедают, составляло не менее 10 миллионов человек³⁴⁸.

Биографы писателя удачно воспроизводят то впечатление, которое производит книга Оруэлла даже на современного читателя в постиндустриальном капиталистическом обществе, не преодолевшем безработицы, но обеспечивающем как работающих, так и безработных тем минимумом жизненных благ, которые позволяют вести скромный, но отнюдь не нищенский образ жизни: «В этих семи главах представлен портрет нищеты и ее последствий, которые потрясают воображение, пробуждают, с одной стороны, симпатию, с другой - негодование даже в наше время... когда страшные условия, которые здесь описаны, давно устранены»³⁴⁹.

Действительно, симпатии публициста целиком и полностью на стороне рабочих. Более того, он почти преклоняется перед физическим трудом, считая, что утрата возможности работать собственными руками лишает человека «значительной части его сознания»³⁵⁰. Не раз возвращаясь к этому своему утверждению в будущем, писатель упорно его отстаивал, утверждая, что именно поэтому он любил возиться в саду и с домашними животными, работать на земле, выращивать деревья... Тот факт, что занимался он садоводством лишь от случая к случаю, в качестве своего рода забавы или отдыха от напряженного интеллектуального труда, а не для прокорма себя и своей семьи, о чем шла речь в «Дороге кУиган-Пирсу», во внимание Оруэллом не принимался.

Особо подробно Оруэлл описывал условия труда шахтеров, уделяя внимание малейшим деталям, которые ярко и своеобразно подчеркивали безумный риск, которому они подвергались. При этом в случае гибели шахтера в забое из зарплаты каждого рабочего смены вычитывался один шиллинг как компенсация осиротевшей семье. Рабочие настолько привыкли к этому, что воспринимали этот своеобразный «налог на смерть» как нечто естественное и даже как проявление солидарности. Писатель рассказывал также о всевозможных других последствиях тяжкого шахтного труда - слепоте, поврежденных легких, о борьбе, которую владельцы шахт вели против того, чтобы выплачивать горнякам-инвалидам минимальные пенсии.

В то же время, реалистично и ярко описывая страдания британского рабочего класса, чувство безысходности, присущее большинству из тех его представителей, с кем ему пришлось встретиться, Оруэлл оставался крайне пессимистичным относительно возможности преодоления этих ужасов в обозримом будущем.

2. Странный социализм Оруэлла

В отличие от своей первой публицистической книги, в основном написанной «изнутри» того общества, которое в ней было воспроизведено, «Дорога на Уиган-Пирс» представляла читателю две равнозначные перспективы -и «изнутри» и «снаружи». Оруэлл подчеркивал, что он не скрывал от хозяев лачуг, где ночевал, от шахтеров, с которыми разговаривал под землей, от безработных, случайно встреченных на улице, кто он есть на самом деле. Но он вел себя настолько естественно, настолько принимал тяготы людей близко к сердцу, что, как он с гордостью отмечал в книге, официальное «сэр» очень скоро сменялось на «товарищ», хотя по имени его не называли, еще и потому, что имя Эрик звучало «не по-пролетарски».