Джослин. Патриций. Рассказы

Он мысленно перебирал все мельчайшие подробности их встреч, все слова, сказанные ею, и даже те, которые, казалось, должны были сорваться с ее губ, мысли, мелькавшие на ее лице, и другие, не осознанные ею. Несмотря на ее инстинктивное женское притворство и подсознательный барьер девичьей скромности, все это не могло укрыться от его глаз, глаз отчаявшегося человека. Он пытался понять ее, как гибнущий от жажды пытается найти в пустыне воду — удача для него означает жизнь, а неудача равносильна смерти. Сознание того, что он поставил на карту жизнь и что даже в случае удачи вода может оказаться соленой и непригодной для питья, усиливало остроту его зрения, обычно не свойственную глазам влюбленных. Бежали дни и недели, а он выглядел все хуже, все более измученным; под глазами его появились тени. Он терзался неопределенностью, не зная в точности, что она чувствует, на что ему надеяться и чем все это может кончиться. Он стал жертвой своей страсти и своих сомнений.

Однажды утром по дороге к отелю он неожиданно встретил миссис Трэвис, отправлявшуюся с очередным визитом в Монте-Карло. Она сказала ему, что Джослин пошла гулять, взяв с собой книгу. Он проводил достойную даму до станции и, дождавшись, пока ушел ее поезд, направился кратчайшим путем через окраину городка к подножию холма — он знал, что там было излюбленное место прогулок Джослин. Солнце пекло нещадно, стояла удушливая жара, от которой не было спасения ни в домах, ни на улице; пересохли даже все ручьи. Жиль миновал группу солдат в синих мундирах и белых бриджах, шедших вразброд, вздымая пыль, затем трех или четырех девчушек верхом на осликах; девочки весело окликнули его, а потом продолжали без умолку болтать; за осликами брели погонщики, помахивая палками.

Он шел по узкой улочке между двумя изгородями, густо увитыми шиповником, минуя дома, откуда доносились запах дыма и собачий лай. Наконец он достиг отрогов холма и шагал теперь по узкой долине, по обе стороны которой уходили вверх увитые виноградом склоны.

Неуверенность в успехе его поисков придала ему мужества, и он шел быстрыми шагами, не задумываясь, будет ли Джослин рада его видеть. Он почти уже утратил надежду найти девушку и хотел было повернуть назад, как вдруг увидел ее. Джослин сидела на поросшем чабрецом склоне левого от него холма, немного ниже тропинки, по которой он шел; она подперла подбородок ладонями, устроив локти на коленях; рядом лежала открытая книга. Сердце его дрогнуло и тревожно застучало; он остановился и стал думать, что делать дальше, однако внезапный шум его шагов привлек внимание девушки, и она подняла голову. Жиль снял шляпу.

— Могу я составить вам компанию? Или мне уйти? — спросил он.

Она испуганно взглянула на него, наполовину приподнявшись с земли.

— Может быть, мне уйти? — повторил он.

— Так было бы лучше, — ответила она, но затем, как будто извиняясь за эти странные слова, протянула руку и воскликнула: — Ох, нет! Конечно, давайте поговорим, если вам хочется.

Он спустился к ней по скользкому склону, покрытому высохшей на солнце травой, и во весь рост растянулся на земле рядом с девушкой. В долине под ними благоухали миндальные деревья, на склоне холма блестели на солнце оливы и высокие кипарисы, напоминавшие часовых, охраняющих эти места. Перекликались кукушки, жужжали пчелы, по долине плыл звон колокольчиков, доносившийся от пасшегося где-то вдалеке стада коров. Сквозь сухую землю пробивались маленькие цветочки, в неподвижном воздухе был разлит душистый аромат чабреца.

— Я больше всего люблю этот час, — проговорила Джослин. — День как будто засыпает, отдыхает после того, как прошел экватор, и перед тем, как начать клониться к вечеру. Вы слышите пчел? Какая колыбельная!

Она сидела, слегка склонив голову набок и улыбаясь. Жиль, как всегда, не сводивший с нее глаз, заметил, что улыбка постепенно исчезла с ее лица и на нем вновь проступили усталость и беспокойство. Он взял ее книгу и стал перелистывать страницы, чувствуя, что это привычное занятие помогает удержать подступавший к горлу комок. Внезапно девушка сказала:

— Зачем Вселенной нужны люди? Они лишь нарушают ее гармонию. Как она была бы прекрасна, если бы не мы — ужасные, невыносимые создания!

Она вытянула перед собой руки, словно отталкивая какую-то грозившую раздавить ее тяжесть. Это движение болезненно отдалось в его сердце; он резко изменил позу и сел вполоборота к ней, стиснув переплетенные пальцы — на него нахлынули тоска и озлобление.