Джотто и ораторы. Cуждения итальянских гуманистов о живописи и открытие композиции

В 1404 году Пьетро Паоло Верджерио расширил и несколько огрубил эту мысль в самом влиятельном из всех написанных гуманистами трактатов о воспитании, De ingenuis moribus:

Вот четыре предмета, которым греки обучали мальчиков: грамота, борьба, музыка и рисунок (designativa), который некоторые называют живописанием (protractiva)… Ныне рисование обычно не относится к обучению свободным искусствам за исключением тех случаев, когда касается сочинения персонажей – сочинения, сообразного живописи и рисунку, – так как в действительности оно осталось уделом живописцев. Но, как говорит Аристотель, у греков занятия такого рода не только были выгодными, но и пользовались большим уважением. При приобретении ваз, картин и статуй, предметов, от которых греки получали огромное удовольствие, это помогало не только не обманываться, но и постигать красоту и изящество предметов, созданных как природой, так и искусством. Эти вещи выдающимся людям приличествует уметь обсуждать друг с другом и ценить[259].

Это лишь рекомендация, и нет оснований полагать, что в гуманистическом образовании занятиям живописью отводилось обычно сколь-нибудь важное место. Следует отметить лишь то, что, теоретически, гуманист, который хотел бы заняться живописью или даже включить рисование в процесс школьного обучения, обладал на это некоторым правом. И искусство гуманист рассматривал как нечто, осваиваемое по предписаниям: не было острой нужды в существовании гуманистической книги об этом предмете, но если бы кто-нибудь захотел такую написать, то, во всяком случае, в их системе нашлось бы для нее место. Именно эту нишу и занял трактат De pictura Альберти – став гораздо более влиятельным, чем любой гуманист, помимо самого Альберти, мог помыслить. Первая книга трактата представляет собой самый ранний пример рассмотрения оптических и геометрических принципов изображения объемных предметов на плоскости, перспективы в живописи. Вторая книга – первое рассмотрение композиции в живописи. Третья книга, наименее значимая, вместе с тем впервые подробно рассматривает, каково положение живописцев по отношению к прочим мастерам искусств, в частности писателям. Вторая книга отличается систематичностью и делит живопись на три составляющие: циркумскрипцию [circumscription] (или очертание), композицию, восприятие света (либо тона и оттенка)[260].

Таким образом, De pictura оказывается предназначенной тем, кто обладал тремя обязательными навыками. В первую очередь – тем, кто был способен прочесть текст на неоклассической латыни, то есть гуманистам[261]. Во-вторых, тем, кто обладал некоторым пониманием Начал Евклида, поскольку за чередой наглядных примеров, на которых Альберти в первой книге объясняет суть перспективного построения, последует изнуряющая геометрическая оптика. Не каждый историк сегодня легко в этом ориентируется, а те, кто что-то понимает, кажется, не сходятся во мнении о том, что же имеет в виду Альберти; вряд ли для флорентийских механиков и тем более для гуманистов она выглядела значительно проще. Сам Альберти высказывался о ее трудности: «huiusmodi est ut verear ne ob materie novitatem obque hanc commentandi brevitatem parvum a legentibus intelligatur»[262]. В-третьих, этот трактат для такого читателя, который теоретически хоть немного может рисовать или занимается живописью, поскольку большая его часть адресована тому, кто способен выполнить на практике описанные в нем действия.