Джотто и ораторы. Cуждения итальянских гуманистов о живописи и открытие композиции

История (historia) заслужит твоих похвал и твоего восхищения, если она со всеми своими прелестями будет казаться настолько нарядной (ornata) и привлекательной, что порадует (voluptas) и взволнует (animi motus) всякого зрителя, ученого (doctus) или неученого (undoctus). То, что в истории (historia) прежде всего доставляет нам наслаждение (voluptas), проистекает от обилия (copia) и разнообразия (varietas) изображенного. Как в кушаниях и в музыке новизна и обилие нравятся нам тем больше, чем больше они отличаются от старого и привычного, ибо душа радуется всякому обилию (copia) и разнообразию (varietas), – так обилие и разнообразие (varietas) [тел (corpora) и красок*] нравятся нам и в картине. Я скажу, что та история (historia) наиболее богата (copiosa), в которой перемешаны, находясь каждый на своем месте, старики, [мужчины в расцвете сил*], юноши, мальчики, женщины, девочки, дети, куры, собачки, птички, лошади, скот, постройки, местности и всякого рода подобные вещи. И я буду хвалить всякое изобилие (copia), только бы оно имело отношение (conveniens) к данной истории. Ведь бывает же, что щедрость (copia) живописца вызывает особую признательность, когда зритель останавливается, вновь и вновь разглядывая всё, что изображено на картине. Но я хотел бы, чтобы обилие (copia) это было украшено (ornata) некоторым разнообразием (varietas), а также, чтобы оно было [строгим (gravis) и*] умеренным (moderata) и полным достоинства (dignitas) и стыдливости (verecundia). Я осуждаю тех живописцев, которые, желая казаться щедрыми (copiosi), не оставляют пустого места и этим вместо композиции (compositio) сеют самое разнузданное (dissolutus) смятение, так что история (historia) перестает казаться чем-то достойным, но как бы вся охвачена суматохой[288].