Прибывших на пляж с палаткой было двое – мужчина в угольной футболке и женщина, немного вычурно одетая. Они приехали на лиловом внедорожнике, видимо, потрапезничали в шашлычной Бубули (Гурама Гуляшвили) – там же, внизу, – а потом решили наконец поставить свое жилье, но… Похоже, они никогда в жизни даже близко не подходили к палаткам и не видели их ближе чем на четыре метра… Или вообще только на картинках.
Потому-то было интересно и занятно, когда они пытались растянуть палатку против ветра, и ее парус почти отрывал стройную женщину от земли, а потом – приземлился и накрыл собой мужчину в черном, почти сбив с ног, и его дама, кажется, рассмеялась… Потом кавалер искал зацепки внутри палатки, они пытались просунуть складывающийся металлический прут, но в результате мужчина опять запутался среди брезента. И – не нашел ничего лучше, чем пытаться насадить на складной прут верхушку палатки, словно на мачту…
Наконец к ним подрулил парень из загорающего неподалеку семейства и что-то стал говорить и показывать. Те двое вначале махнули на него рукой, тот равнодушно повернул обратно, но потом вернулся, и появился еще кто-то из играющих поодаль в пляжный волейбол. Теперь эти двое горделивых все-таки разумно не отказались от помощи, и палатку растягивали уже втроем с первым пляжником, а второй – волейболист, – показывал и объяснял.
Но мужчина в черной майке снова сделал что-то не так, первый пляжник, уже почти смеясь, досадливо махнул рукой и хотел отчалить совсем… Но притопали еще двое любопытных – тоже пара, позвали жестами еще кого-то…
Вскоре столпилось человек семеро, в том числе включившиеся в процесс еще какие-то палаточники, чей «вигвам» уже благополучно стоял среди этого импровизированного лагеря на длинном пляже. Все старались помочь бестолковому туристу в черной футболке, который делал нелепые вещи, в результате как раз и мешая многочисленным помощникам поставить наконец их злосчастную палатку как надо…
«Джульетта»… Галя помнила, как надевала костюм с накрахмаленным двухслойным кружевным воротничком, а потом ее немного побрызгали духами с запахом сирени.
Уже после спектакля, когда темноволосый Борян, улыбаясь и блестя ореховыми глазами, притопал в универ, – «Ромео!» – шутливо раздалось в его адрес.
Да, в той роли он, Бориска, был как первый мужчина ее, Гали, Джульетты…
Или нет, первым следовало считать не его?
Галя вспомнила, и вся картина встала перед ее глазами.
Будто пантограф, перенесший их в обличья Ромео и Джульетты, отправился в иную точку. Это были начальные классы и – школьная физкультура в зимние месяцы – на лыжах. По горкам и долам, овражкам, на склонах которых росли кусты. Вокруг домов творчества, между убегающим к горизонту проспектом с научной высоткой, похожей на гигантский пузырек одеколона, с одной стороны, и обсерваториями с другой.
Пугливая и куражливая, остроносенькая, с русыми кудряшками, выбившимися из-под шерстяной шапочки с помпоном, Галя навостряла лыжи энергичными, придыхающими толчками обеими руками. Она догоняла более преуспевающий в скорости класс, отставая, как догоняет свой полк на большом марш-броске смешной солдатик-«салага».
И свистел ветер, неслись снежинки, шумело дыхание, и она была одна в запорошенном поле, и вот уже завернула за нависающий склон, вокруг показались кусты…
И вдруг откуда ни возьмись на встречной трассе появился одинокий лыжник. Из-под рыжей же шапки выбивались рыжие волосы, лицо вместо снежинок было усыпано конопушками, руки так и сжимали палки. Галя по-доброму попыталась поприветствовать Онуфрия Копытнина из класса постарше, которого уже, увы, неплохо узнала, но зря она надеялась на мир. Увидев ее, Онуфрий сбавил аллюр, противно ухмыльнулся, агрессивно крикнул: «О-о!» (типа – «Кого я вижу!») и тотчас же (самое ужасное – как автомат, даже не раздумывая ни секунды!) принялся метать в нее снежки, один за другим.
Галя сбилась с лыжни, закрылась руками, затем быстро скатала контратакующий снежок и пустила в него, потом второй… Один из снежков попал ему в куртку, но ответный мощный, злобный шар безжалостно влетел Гале прямо в голову, и она поняла, что надо убегать. Она свернула вправо, понеслась, как могла, но там стояло сучковатое дерево и был скат вниз. Она зацепилась петлей на рукаве за сук этого дерева, и никак не могла отцепиться. А хохочущий и улюлюкающий Онуфрий мчался на лыжах к ней.
Галя расстегнула молнию, рванулась, куртка осталась висеть на ветке, но сама Галя упала на снег… Через пару секунд Онуфрий стоял над ней. Он швырнул ей куртку и крикнул:
– Вставай и одевайся, рохля!
Галя, обвалянная в снегу, в одном зеленом свитере ручной вязки, пыталась встать, но ее лыжи цепляли за лыжи Онуфрия. А он – измывался: не давал ей подняться, а как только она тщетно пыталась это сделать, но падала снова, то яростно кричал:
– Ну поднимайся же наконец, чего здесь разлеглась!!