Джульетта и духи

И тут она почувствовала, как отступила бессильная злость… Осталось только холодное равнодушие. Она мысленно отогнала от себя этого Копытнина. Он остался словно за прозрачной стеной. И стало легче. Ведь всё равно ничего тут нельзя было поделать.

И он, как будто очутившийся за барьером отчуждения и посвистывающего аквилона, вдруг перестал кричать. И тоже будто стал равнодушнее. И она уже не помнила, как встала и ехала вперед, отряхиваясь от снега. И не стало ни злости, ни слез. Только белое поле и легкий вой ветра. И белое же небо вверху.

Местные почему-то прозывали его «Бубуля», но вообще его звали Гурам Гуляшвили. Он давно уже содержал шашлычную у самого пляжа с палаточным городком, процветающую и пользующуюся популярностью. Он стоял за стойкой, сложив плотные густо-волосатые руки, почти соединив серьезно густые черные брови, и ждал заказов. Деловито кивал, слушая заказы новоприбывших курортников. И постоянно включал музыку – от Эдиты Пьехи до Стинга, на все вкусы, однако – компромиссно-демократично. И всё шло хорошо.

Сегодня днем как раз заказала абхазские блюда и несколько бутылок вина компания из четырех человек. Они сидели, откупорив бутыли, и невольно слышавший их разговор Гурам узнал: они неожиданно познакомились, так сказать, палатками и не менее негаданно оказалось, что все они – из Петербурга. Почему-то именно этот факт неимоверно их обрадовал – будто некое знамение. Они пили из стаканов абхазское вино именно за это, и уже после второго тоста хором произносили, просто как самые восторженные патриоты своего города:

– Вива Петербург!!

И снова – поднимали стаканы и, понимая друг друга как бы с полуслова, сияя подобно четырем солнцам, просто коротко и ясно скандировали с полным моральным синхронизмом, будто произнося некие радостные волшебные слова:

– Вива Петербург!

И Гурам-Бубуля невольно прямо засмотрелся на занятное действо. Такие пантомимы не каждый день разыгрывались в его шашлычной.

А потом подъехал лиловый внедорожник с тонированными окнами, как бы забранный в солнечные очки для великана. Из него вылезли двое, и почему-то они вдруг даже больше привлекли внимание Гурама, чем счастливые своим общим городом недавно познакомившиеся петербуржцы.

Мужчина в угольной футболке. И – дама.

Что-то было в них особенное, не похожее на многих туристов. Что именно? Понять бы… И кажется, больше в ней, чем в нем.

Прежде всего, дама была одета как-то не по-курортному, а будто собиралась на светский раут или показ мод. Она была в туфлях на шпильке, в белоснежных узких брюках, подпоясанных ремешком с золотистой пряжкой, и в красной блузке со стильными расширенными очень короткими рукавами. На ее бледной, почему-то совсем не загорелой руке были два серебристых браслета-напульсника, а темно-русые волосы были настолько прямыми, что казались только что убранными теплым ветром фена. И лицо ее было тоже бледным, узким, а глаза смотрели как-то поверх всех, в неведомую сторону, слегка прищуренные от солнца. И рот словно был слегка оскален – то ли посмеиваясь, а то ли желая что-нибудь перекусить или съесть…

Вскоре ее кавалер в черной футболке сделал заказ. Стройная дама в белоснежных брюках сидела, закинув ногу на ногу, покачивая туфелькой, тянула из стакана вино «Медвежья кровь» и вгрызалась остренькими зубами своего тонкого довольно большого рта в мягкие аппетитные кусочки шашлыка на шампуре. Глаза были прежними – колюче-играющими и жестковатыми. А кавалер пил из кружки янтарное пиво и тоже жевал шашлык, но не настолько смакуя, как его девушка.

Петербуржцы, захмелев, сердечно и с интересом расспрашивали друг друга, где кто живет; и двое первых, узнав, что двое вторых проживают на Васильевском острове, опять довольно и понимающе одобрительно загудели и стали расспрашивать более конкретно про улицу Питера, где обитают те… Ни на кого вокруг внимания они не обращали.

Впрочем, та пара, приехавшая на внедорожнике с тонировкой, похоже, тоже не обращала внимания ни на что вокруг.

Худощавая бледная дама в белых брюках, прожевав острыми зубами очередной кусочек шашлыка и сделав глоток из стакана, произнесла так же колюче-холодновато, но с затаенной страстью – присущей всему ее виду:

– Нефёд, ты беспокоишь меня! Ты уже постоянно куришь это зелье, а ведь признавался, что у тебя стало болеть сердце и ты должен был показаться врачам!

– Ха! – махнул рукой Нефёд в черной футболке. – Вместо врачей-грачей мы с тобой приехали сюда! – махнул он рукой в сторону моря, делая некий широкий жест.

– Ох, Нефёд, – сказала дама, разлепляя губы и зубы, ярко-красные от густого вина, – кровь твоя становится кислой, как соус ткемали!

Нефёд в ответ пристально посмотрел на нее всего миг, а затем усмехнулся и махнул рукой…

– И ты всё более неадекватен! – качнула головой женщина.

– Аза, нечего! Молчи! Мы скоро поставим наш шатер! – еще резче отмахнулся от нее кавалер в черной футболке.