Джульетта стреляет первой

Оставил ее реплику без внимания. Встал у перил. Напряженно вглядывается в темноту.

Тане стало смешно. Подошла, объяснила:

– Обрыва отсюда и днем не видно. До него семь домов. И деревьев пятьдесят восемь штук, я однажды подсчитала.

– Зачем? – обернулся к ней.

– Просто так, – пожала плечами девушка.

Виктор Андреевич облокотился спиной на перила. Цепко взглянул на Садовникову. Спросил:

– Вы сегодня весь день были дома?

– Утром бегала, – пожала плечами она. – С десяти здесь. Часа в два Анжела пришла.

– Зачем?

– Море рисовать. Она около шести вечера и увидела – на пляже толпа. Предложила посмотреть.

– Вы слышали что-нибудь подозрительное? Крики? Борьбу?

– Конечно, нет!

– Почему «конечно»?

– Потому что от моей глуши до мирадора километр. И ветер сегодня с другой стороны.

– Может, кто-то мимо проходил?

– Мимо террасы не пройдешь, там ни дороги, ни тропинки. А на улицу мы не смотрели. Все время здесь сидели.

– Ясно.

Отлепился от перил, подошел совсем близко. Пахнуло неприятным – перегар плюс плохие зубы или гастрит.

Прищурился:

– Больше ничего не хотите сообщить?

Татьяна вздохнула:

– О чем?

– Какие отношения вас связывали с погибшей?

– Она была мне симпатична. – Нос зачесался, глаза набухли слезами. – Мы с Марьяшкой познакомились сразу, как я приехала. Три недели назад. Она мне остров немного показала, объясняла, как тут у вас и что. Потом отвела в ваше кафе, мы пообедали вместе. Ну и потом, если встречались случайно, всегда останавливались. Болтали немного.

– Она рассказывала вам про свою любовь?

– Какая любовь! – печально усмехнулась Татьяна. – Она мне про виндсерфинг рассказывала. Про течения океанские. Про соревнования. А мальчишки ее вообще не интересовали.

Умолкла. Всхлипнула.

– Это все, что вы можете сообщить?

– Нет, – взяла себя в руки. – Когда мы в самый первый раз шли вместе по пляжу, мне показалось, из парка за нами наблюдают. Два синих комбинезона мелькнуло. Но девочка сказала – это местные рабочие. И что они часто за ней подглядывают. Но безобидные, никогда не приставали, поэтому она никому и не жаловалась.

– Погибший – один из них?

– Да.

Мужчина достал из внутреннего кармана блокнот. Потертый, в сальных пятнах. Быстрым движением пролистал – все страницы исписаны. Коряво, с помарками.

– Что это? – спросила Татьяна.

– У погибшего в комнате нашли. Вы понимаете по-испански?

– Ну… чуть-чуть совсем.

– Здесь все просто. Взгляните.

Протянул блокнотик.

«Кто бы в России – вот так, запросто! – вещественные доказательства таскал с собой и всем давал поглядеть!»

Садовникова открыла первую страницу.

Больше половины слов она не знала. Но «девочка», «моя любовь», «моя малышка» ей встретились несколько раз. Дальше пошло еще круче: «целовать везде», «нежная попка», «горячее лоно». На следующем листочке примитивная, в стиле наскальной живописи, картинка – половой акт.

Таня поморщилась. Заглянула в конец блокнота. Здесь тоже живопись. Два сердца пронзены ножом и истекают кровью. И крупными буквами: «FINITA».

Садовникова посмотрела на полковника:

– А ее имя хотя бы здесь есть?

– Да, – с готовностью отозвался Виктор Андреевич.

Принял из ее рук дневничок. Легко нашел нужную страницу. Показал: «Марианна. Моя дорогая».

Таня вспомнила:

– А в толпе говорили, у этого парня жена молодая… Ребенка ждет.

– Что жена? – ухмыльнулся полковник. – Она в Сантьяго. А он тут. Контракт на год. Молодой. Женщины нет. Тяжело.

Как-то очень быстро и легко он отвечал на все ее вопросы. Но главное – зачем? Она его не просила отчитываться.

«Неужели не понимаешь, Танюшка, – прозвучал в ушах голос отчима. – Полковник специально пришел убедить тебя в официальной версии».

«Но я вроде и не собиралась свое следствие вести».

И немедленно брякнула:

– Зачем вы мне все это рассказываете?

Он прищурился:

– У нас на острове нет тайны следствия. И прежде чем выслушать вас, я обязан рассказать то, что знаю сам.

– Но мне нечего вам сообщить.

– А почему вы тогда сломя голову помчались на пляж?

– Ну… мы просто увидели… толпу, движение. Анжела предложила посмотреть. Лучше б мы тут остались.

Перед глазами всплыло живое – мокрое, замершее, с посиневшим от холода носиком, но счастливыми глазами – лицо Марьяшки.

Закрыла глаза ладонью – любой ценой отогнать картинку. Пробормотала:

– Но вообще я не верю. Этот Хорхе – сколько ему лет?

– Двадцать семь.

– И у них была любовь?! Да зачем он ей нужен? Нищий. Не умный. Некрасивый.

– Возможно, он только хотел поговорить с ней о любви, – предположил полковник.

– И что? Заманил ее не куда-то, а на обрыв? И убедил вместе прыгнуть? Да быть не может! Марьяшка – боевая девчонка. Что не по ней – легко послать может. И в глаз дать. Руки сильные – с любым мужиком справится.

– Что может девочка двенадцати лет против взрослого мужика? – мгновенно возразил Виктор Андреевич. – И потом, мы не знаем, как все точно произошло. Возможно, они случайно упали.

– А этот ваш свидетель? – иронически поинтересовалась Татьяна.