Джульетта стреляет первой

– Но бурю может поднять и один человек! – упорствовала Таня. – Обратиться к толпе с харизмой Навального: «Люди, что вы творите?» И задумается народ.

– Никто не рискнет идти против всех, – безапелляционно заявила Юлиана.

– Смельчаки или дураки находятся всегда, – стояла на своем Садовникова.

– У нас такого не будет, – заверила Юлиана.

Но Максимус взглянул цепко:

– Татьяна, ты предлагаешь что-то конкретное?

– Да. В этот раз не пряник – кнут. Я так понимаю, особо несогласных может быть человек десять. От силы. Их надо просто изолировать. Насильственно. А на случай, если вдруг кто-то из них обойдет препоны, держать наготове специальную команду. Человек пять-шесть, кто сможет перекричать и деморализовать самозваного лидера.

– Как мы можем на свободном острове насильно удерживать людей? – спросил Марк.

– Они потом в своих блогах такого понапишут! – кинулась на поддержку любимому Юлиана. – Не дали свою волю изъявить, сталинизм, репрессии, позор!

Но Максимус отрезал:

– Татьяна права. Готовим черный список. Десять человек самых проблемных. И подбираем людей, чтобы во время референдума их усмирили, если вдруг что.

Таню похвалил:

– Молодец.

– Может, позволите хоть на прогулку выйти? – не растерялась девушка.

Но босс лишь усмехнулся:

– Успеешь.

«Валерочка, наверное, совсем с ума сходит, – переживала Татьяна. – И образцы, конечно, пропали…»

Уже почти две недели она полностью оторвана от внешнего мира – короткий разговор с автоответчиком в кабинете Марка за контакт можно не считать.

Однако нельзя сказать, что Таня была в отчаянии. Работа, любая, для нее всегда – лучшее лекарство. А тут – проект, пусть и спорный, но действительно уникальный. Его ведь можно на Матуа обкатать и потом использовать не только во зло, но и во благо! Принять, например, народным голосованием закон, чтобы молодежь старикам обязательно помогала. Или чтобы за матерные слова или мусор на улице – огромный штраф.

А еще радовало, что дни напролет рядом с нею был Максимус.

Он очаровывал девушку все сильнее. Пусть никаких поползновений властитель не делал – одного его присутствия хватало. Его кратких, жестких, емких реплик. Его мимолетного взгляда.

«Стокгольмский синдром, – подсмеивалась над собой Татьяна. – Человек унизил меня, посадил под арест, но я его только еще больше хочу».

Пожалуй, она бы навсегда осталась на Матуа, помани ее Максимус хотя бы кончиком пальца.

Но босс был полностью захвачен проектом.

«Ладно. Подождем, когда референдум пройдет», – решила Садовникова.

И вот великий день настал.

Возможностей разгонять тучи на острове не было, но погода благоволила их начинанию. Ветер, вечный мучитель, бушевал где-то далеко в океане, небо золотилось солнцем.

С пяти утра персонал под контролем команды носился как сумасшедший. На центральной площади устанавливали тенты, под ними – столы и стулья. Кафе, магазины и бар мобилизовали делать фуршет – бессчетное количество тарталеток, канапе, искусно нарезанных овощей и фруктов. И, конечно, очень много выпивки. Бесплатной.

Никаких «дней тишины» накануне, конечно, не объявлялось, и наглядная агитация достигла пика. По всему острову разместили щиты с лучшими фотографиями Дэвида Гамильтона[25]. На центральной площади установили большой экран – по нему собирались крутить в беззвучном режиме «Лолиту» Стэнли Кубрика и французско-американскую экранизацию 1997 года с Джереми Айронсом и Доминик Суэйн. Подростки с Матуа приготовили концерт – все очень целомудренно. Двое, мальчик и девочка, поют «I will always love you», другая пара танцует танго.

Главный полицейский Виктор Андреевич, злой как черт, тоже начал рабочий день на заре. Вместе со своими дружинниками отправился по адресам несогласных. Таня краем уха услышала установку, которую давал ему Максимус:

– Не бить. Наручниками к батарее и рот заткнуть, чтобы не орали.

Первым, к кому отправились, оказался отец Марьяны. От Тани старались скрывать, что происходит на Матуа, но накануне она подслушала: Марк жаловался Юлиане, что мужчина «совсем спятил. Цепляется ко всем, у кого есть дети, пророчит: ваших, мол, скоро тоже изнасилуют и убьют».

«Хороша демократия на райском острове!»

Но Таня – пожалуй, больше всех из команды – очень хотела, чтобы референдум прошел без сучка без задоринки, поэтому быстренько приглушила в себе критическое начало. Пусть новый закон благополучно примут. Иначе сидеть ей затворницей в особняке Марка до скончания века.

Начало референдума было назначено на девять утра, но Садовникова не сомневалась: ленивые островитяне начнут подтягиваться к полудню, не раньше. Однако ошиблась: уже в десять ко всем столам змеились небольшие очереди.

Народ изъявлял волю с огоньком, с настроением.

К Тане подбежала жена олигарха Мила, панибратски хлопнула по плечу, упрекнула:

– Чего тебя не видать? Сегодня обязательно приходи в бар, отмечать будем!

– Чего?

– Как чего? Новый закон. Нормально придумали. Давно надо было. У меня первый мужик во столько и был. – Мила пьяно расхохоталась.

– Ты говорила, что девственницей замуж вышла, – не преминула уколоть Садовникова.