— Здесь нет синьора Франческо, — твердо сказала она с сильнейшим акцентом.
— Нет Франческо Макони?
Служащая сочла необходимым вообще снять очки. Осторожно положив их на стол, она посмотрела на меня с той особой доброй улыбкой, какую можно видеть на лице медсестры за долю секунды до того, как в тебя вонзится игла шприца.
— Нет.
— Но мне известно, что раньше он здесь работал… — Я недоговорила, потому что сидевшая на соседнем месте операционистка наклонилась к моей собеседнице и что-то шепнула по-итальянски. Та раздраженно отмахнулась, но через пару секунд задумалась.
— Извините, — ровно начала она, немного подавшись вперед, чтобы привлечь мое внимание. — Вы имели в виду президенте Макони?
Я едва усидела на месте от волнения.
— А двадцать лет назад он здесь работал?
— Президенте Макони был здесь всегда! — ответила служащая, явно шокированная таким вопросом.
— Нельзя ли мне с ним переговорить? — вежливо улыбнулась я, хотя мадам этого и не заслуживала. — Он старый друг моей матери, Дианы Толомеи. Я Джульетта Толомеи.
Обе женщины уставились на меня, словно я была призраком, сгустившимся из воздуха прямо у них на глазах. Не сказав ни слова, служащая, чуть не отправившая меня восвояси, кое-как нацепила очки, натыкала какой-то номер и быстро проговорила что-то подчиненно-робким голосом по-итальянски. Когда краткий разговор закончился, она благоговейно положила трубку и повернулась ко мне со слабым подобием улыбки на лице:
— Он примет вас сразу после ленча, в три часа.
В первый раз после приезда в Сиену я поела — в оживленной пиццерии «Каваллинобианко». Притворившись, что читаю купленный по пути итальянский разговорник, я украдкой поглядывала на улыбки и бурную жестикуляцию жительниц Сиены, постепенно убеждаясь — одолженного костюма и десятка заученных фраз недостаточно, чтобы быть здесь на должном уровне. Итальянки обладали тем, чего у меня никогда не было, какой-то черточкой, которую я затрудняюсь точно охарактеризовать, но которая является основой мимолетного состояния души — счастья.
Побродив по улице и чувствуя себя еще более неуклюжей и неуместной, чем обычно, я заказала чашку эспрессо в баре на пьяцца Постьерла и неожиданно для себя спросила грудастую баристу, нет ли поблизости дешевого магазина одежды — в чемодане Евы-Марии (возможно, к счастью) не оказалось никакого белья. Моментально забыв об очереди, бариста смерила меня взглядом и уточнила:
— Вы хотите все новое? И одежду, и прическу?
— Э-э…
— Не волнуйтесь, мой двоюродный брат лучший парикмахер в Сиене, а может, и в мире. Он из вас красавицу сделает! Идемте!
Взяв меня за руку и велев называть ее Маленой, бариста, не откладывая дела в долгий ящик, повела меня к своему кузену Луиджи, несмотря на явный кофейный час пик. Клиенты разочарованно заорали нам вслед, но бариста и бровью не повела, лишь пожала плечами и посмеялась, зная, что все будут лебезить перед ней, когда она вернется. Может, даже сильнее, чем раньше, после того как поживут немного без нее.
Луиджи подметал волосы на полу, когда мы вошли в салон. Он был не старше меня, но обладал проницательным взглядом Микеланджело. Впрочем, когда этот взгляд остановился на мне, Луиджи остался недоволен.
— Чао, каро, — сказала Малена, расцеловав его в обе щеки. — Это Джульетта. Ей нужен новый имидж.
— Вообще-то только подстричь концы, — вмешалась я. — На пару дюймов.
Произошел короткий, но энергичный спор на итальянском (который я, к счастью, не поняла), но Малена все же убедила Луиджи взяться за мой тяжелый случай. Парень подошел к делу серьезно. Едва Малена вышла из салона, Луиджи усадил меня в парикмахерское кресло и уставился в зеркало, поворачивая меня то так, то этак и разглядывая под разным углом. Стянув с моих косичек резинки, он с отвращением швырнул их в корзину.
— Bene… — сказал он наконец, распустив мне волосы и еще раз оглядев меня в зеркало. — А все не так уж плохо.
Через два часа в палаццо Толомеи я вошла по уши в долгах, но результат стоил каждого несуществующего пенни. Красно-черный костюм Евы-Марии, аккуратно сложенный, лежал на дне бумажного пакета с подходящими туфлями сверху, а на мне красовался один из пяти новых нарядов, которые одобрил Луиджи и его дядя Паоло, владелец магазинчика одежды буквально за углом от парикмахерской. Дядя Паоло, ни слова не говоривший по-английски, но знавший о моде все, что о ней можно знать, скинул мне тридцать процентов со всей покупки, взяв с меня обещание никогда больше не одеваться как серая мышка.
Сперва я пробовала протестовать, объясняя, что мой багаж вот-вот доставят, но потом отступилась. Ну и что, если в гостинице меня уже ожидают чемоданы? В них все равно нет ничего, что можно носить в Сиене, разве что туфли, подаренные мyе Умберто на Рождество, которые я даже не примерила.