e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

циркового абонемента действительны… А завтра, – как велит прекрасный

обычай, – мы должны вместе с вами отправиться с визитами к отцам города».5

На предложение предоставить ему слово Цинциннат ответил молчанием. Инициативу коллег обойти какой-то «закончик» официальный «руководитель казнью» пресёк окриком: «Но, но... полегче, шуты. Я зарубок не делаю».1

Когда все удалились, к Цинциннату пришёл библиотекарь – забрать книги.

Этот персонаж – единственный в романе, на котором «вместе с пылью книг …

осел налёт чего-то отдалённо человеческого», но и его так «прищемили и вы-плющили», что уделом его остались лишь постоянная дрожь и предельный

лаконизм невольного молчальника. Фигура символическая, но и вполне реальная, узнаваемая, знаменующая судьбы тех, кто, скрываясь в недрах тоталитарного режима, прячась среди книжных полок, пытался создать хоть какое-то

отдалённое подобие человеческой жизни.

Цинциннату не до книг, и он возвращает их библиотекарю : «“Guercus”’а я

одолеть не мог! Да, кстати, тут мне ошибкой … эти томики … по-арабски, что

ли … я, увы, не успел изучить восточные языки».2 Что касается «Quercus»’а, то

его повествователь («сидящий в ветвях дуба») лишь фиксирует череду случайных событий, никаких закономерностей в них не обнаруживая, – излюбленная

идея Набокова о «дуре-истории», одолевать которую смысла нет. Относительно же «томиков» на непонятном языке, – Цинциннат утешает себя тем, что

«душа наверстает»,3 то есть он надеется, что в послесмертном состоянии сознания его «всевидящее око», освобождённое от плена телесного существования, откроет ему, среди прочего, и тайну прожитой им «книги жизни».

XVII.

Происходящее в этой главе выглядит как пародия на сатанинский бал: Цинцинната, в качестве «воспитанника» м-сье Пьера, «кремнистыми тропами»

(«…сквозь туман кремнистый путь блестит…» – вспомнит всякий горестную

4 Там же. С. 121.

5 Там же. С. 123-124.

1 Там же. С. 124.

2 Там же. С. 125.

3 Там же.

297

судьбу поэта) ведут на торжественное мероприятие, посвящённое завтрашней

казни. Одинаково одетые в «гамлетовки», они должны представить гармони-ческую пару – каждый, впрочем, в своей роли «активного» и «пассивного»

участника. Однако скромное и малозаметное, казалось бы, неучастие Цинцинната в лихорадочной атмосфере всеобщего умиления и триумфа (он то

небрежно поигрывает рыбным ножом, то теребит выпавшую из вазы белую

розу и не притрагивается к угодливо предлагаемой ему палачом еде) – втихую

обращает запланированное празднество в нелепую восторженную истерию по

поводу того, чего нет, а именно – голубиного воркования предназначенной

парочки. М-сье Пьеру под крики «браво!» приходится мобилизовать всё своё

нестерпимо пошлое красноречие, чтобы хоть как-то скрыть тщету своих попыток втянуть в положенную игру полагающегося ему партнёра, сидящего рядом, на виду у всех, во главе «ослепительного» стола, но очевидно его игнори-рующего. Только абсолютной слепотой дрессированного стада можно объяснить оглушительный публичный успех дипломированного убийцы, на самом

деле у всех на глазах потерпевшего поражение и в последний момент церемонии безответно взывающего «с лицом, искажённым мольбой», и «с отрыви-стым, принуждённым смехом» – к кому? – к идущему завтра на эшафот

смертнику, Цинциннату Ц.

Выйдя после окончания ужина на террасу – со всеми гостями и в непремен-ном сопровождении своего патрона, продолжающего обольщать публику, –

Цинциннат «вдруг с резким движением души … понял, что находится в самой

гуще Тамариных Садов, столь памятных ему и казавшихся столь недостижимы-ми».1 Теперь, сквозь ночную мглу, сквозь «замазанную копотью ночи картину», он силится увидеть их «точно такими, какими были они в памяти».2 Но, увы, м-сье Пьер с подручными шутами – «управляющим садами» и «главным инжене-ром», – смакуя предстоящее удовольствие («любуетесь ландшафтом?»), приго-товили Цинциннату сюрприз: иллюминацию в «добрый миллион лампочек ...

чтобы составить по всему ночному ландшафту растянутый грандиозный вензель

из П. и Ц., не совсем, однако, вышедший».3

На обратном пути в крепость всё повторяется, но в изрядно подпорченном

виде – снова упорно «не всё выходит»: те же двое в одинаковых плащах, но м-сье

Пьер с изжогой из-за сомнительного качества ужина; те же шесть солдат с але-бардами, но «луну уже убрали»; и даже помост для казни, судя по звукам, в обещанный срок не достроили. Вконец раздражённый бесконечными неувязками, а

1 Там же. С. 130-131.

2 Там же. С. 131.

3 Там же. С. 133.

298

более всего – неуправляемостью Цинцинната, «руководитель казнью» на вопрос

директора в ночном колпаке – как было? – откровенно хамит: «Вас недоставало».4

Претендующая на реальность грубая фальсификация даёт трещины, которые назавтра (нет – послезавтра!) обрушат и погребут под собой провальный

театр тоталитарного бреда.

XVIII.