e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

пожертвовать и свободой слова, и конституционными формами… С теорети-ческой стороны либерализм может казаться привлекательным для человека, избавленного счастливой судьбой от материальной нужды: свобода – вещь

очень приятная. Но либерализм, – делается вывод, – понимает свободу очень

узким, чисто формальным образом. Она для него состоит в отвлечённом праве, в разрешении на бумаге, в отсутствии юридического запрещения».3

Из цитируемой статьи, видимо, по цензурным соображениям, Чернышевский выпустил небольшой пассаж, в котором он откровенно формулирует цель

этой публикации: «…разоблачить это обманчивое понятие [либерализм], об-наружить его совершенную пустоту...», и т.п. Подобные суждения, с неослабе-вающим сарказмом, высказывались Чернышевским до конца его жизни,1 и политические их последствия, увы, далеко превзошли самые худшие опасения

«казённых кругов», которые справедливо усматривали в них «бесовское проникновение вредоносных идей».

Чернышевский, с истовостью фанатика, готового идти на любые жертвы, противопоставил себя всей той части российской культурной элиты, которая

называла себя «западниками» и выступала за развитие России по западноевро-2 Там же. С. 67.

3 Там же. С. 67-69.

1 Там же. С. 69-72.

422

пейскому пути, подвергала критике самодержавие и крепостничество и требовала освобождения крестьян с землёй. После реформы 1861 года либеральный

лагерь российской общественной мысли пополнился и «славянофилами», окончательно размежевавшись с так называемыми «революционными демократами», к которым, вслед за «неистовым Виссарионом» Белинским, относил

себя и Чернышевский. Не имея представления о том, как функционируют социальные механизмы буржуазного общества, достигшего (если пользоваться

фразеологией зарубежной прессы того времени), «известной степени аристократизма», он оказался способен лишь крайне поверхностно и превратно судить о том, что называлось тогда либерализмом. Чернышевский не понял самую его суть – а именно: что «право свободной речи» и «конституционное

устройство», каковые он полагал всего лишь «отвлечёнными правами», не

имеющими отношения к «благу народа», – являются основополагающими

ценностями и фундаментальной основой демократического устройства общества, создающими возможность использовать их во «благо народа». Причём

«народом», в понимании Чернышевского, в России являлось лишь крепостное

крестьянство, и в нетерпении скорейшим и коренным образом изменить его

положение, ему казалось, что такие установления западного либерализма, как

свобода слова и конституционные законы, слишком абстрактны и без реши-тельных действий не дадут быстрого и желаемого результата.

Модель образцового «радикала» по Чернышевскому легко построить от

противного по отношению к таковой либерала: «радикал» – волюнтарист, склонный игнорировать «известную степень аристократизма», то есть эволю-ционной зрелости общества и его предрасположенности к определённому

масштабу и характеру реформ; он крайне нетерпелив и требует быстрых и

простых решений – «коренных переломов общественного устройства»; он не

склонен к внимательному изучению и адекватной оценке механизма функционирования «свободной речи» и «конституционного устройства», полагая их

всего лишь «отвлечённым правом»; и в случае необходимости, для достижения поставленных целей, он считает оправданным применение «чрезвычайных

мер».

Этот рецепт не пропал даром. Ещё при жизни его автора он был вычитан, вычислен и опробован. Сначала – на убийстве в 1881 году Александра II, вследствие чего энтузиазм либеральных реформ «сверху» был пресечён при-менением «чрезвычайных мер» «снизу». Затем, в 1887 году, тот же самый приём, «чрезвычайными мерами» (в виде бомбы), готовил сюрпризом для Александра III припозднившийся террорист-народоволец Александр Ульянов, но, разоблачённый и нераскаявшийся, был повешен в Шлиссельбургской крепости

(гордо отказавшись написать прошение о помиловании, предложенное ему

царём, готовым его простить). Наконец, в 1917 году дело старшего брата до-423

вершил младший, Владимир Ульянов-Ленин, в целях «коренных переломов

общественного устройства» распорядившийся о «чрезвычайных мерах» по отношению к Николаю II, вместе со всей семьёй расстрелянного, дабы обеспечить

надёжную гарантию против реставрации монархии. Цитируемые несогласным с

ними Чернышевским либералы оказались пророчески правы: такой «демократизм» ведёт к «гибели для свободы».1 И как бы ни потешался Набоков над «шу-товскими играми» Чернышевского, отследив эту тему до каторжных мест и лет

(на материале так и не законченного там романа «Пролог»), – его герой, никуда

не годный беллетрист и вечный неудачник, оставил, тем не менее, до сих пор

существующий след не только в российской историографии¸2 но, как показывает