современное состояние России, – и в самой её «дуре-истории», так как далеко не
все уловленные «вождём и мыслителем» души ушли через прорехи, и им удалось, оправдывая якобы благую цель «радикальными мерами», «отстреляться»
от несовершенного либерализма Запада с его свободой слова и конституционными гарантиями.
Довольный успешным завершением темы «шутовских игр», повествователь
возвращается в Саратов, в молодые годы Чернышевского – преподавателя словесности в гимназии, продолжая применять ту же, уже привычную стратегию
тенденциозной деформации образа своего героя. В тексте он сходу представлен
карикатурным типом учителя, ученики которого только тем и занимаются, что с
удовольствием им помыкают: в их глазах, если верить автору, «он причтён к типу
нервного, рассеянного добряка, легко вспыхивающего, легко отвлекаемого», и
вообще – «держался он, по-видимому, довольно неосторожно, людей степенных, юношей богобоязненных пугая резкостью взглядов и развязностью манер».3
Совсем другой портрет возникает из свидетельств современников, вспоми-навших, как сообщает Долинин, что «ему удалось внести новый дух в гимна-зическую рутину, и ученики “чтили и уважали его как добрейшего человека и
полезного учителя… С какой радостью мы встречали всегда этого человека и с
каким нетерпением ожидали его речи, всегда тихой, нежной и ласковой, если
он передавал нам какие-нибудь научные сведения”».1
Случай же, приводимый в тексте как типичный на его уроках, в источниках упоминается лишь однажды, с вымышленным «Фиолетовым младшим»,
«виртуозом» класса по части систематических лукавых игр с учителем.2 Не
стесняется рассказчик ссылаться и на то, что даже в источниках, откуда он
черпает информацию, определяется как какие-то «обывательские пересуды»: о
1 Там же. С. 68. См.: Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1939. Т. 5. С. 216.
2 См. напр.: Н.Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы: Сб. научных трудов / Отв. ред. А.А. Демченко. Саратов, 2015. Вып. 20.
3 Набоков В. Дар. С. 389-390.
1 Цит. по: Долинин А. Комментарий… С. 330.
2 Там же.
424
том, как Николай Гаврилович слишком поспешно покинул похороны матери, под ручку с Ольгой Сократовной, и через десять дней с ней обвенчался.3 Эти
постоянные приёмы, применяемые в повествовании, – передержки и ёрниче-ство, – невольно, однако, бледнеют, когда речь заходит о «гимназистах постарше»: признаётся, что они «увлекались им; иные из них впоследствии при-вязались к нему с той восторженной страстью, с которой в эту дидактическую
эпоху люди льнули к наставнику, вот-вот готовому стать вождём».4 Это мнение, если не считать некоторых оттенков интонации, сходно с воспоминаниями доброжелательного и хорошо знавшего Чернышевского, его родственника
А.Н. Пыпина, отмечавшего, что некоторые из бывших учеников, питавшие
«большие симпатии» к своему саратовскому учителю, и в Петербурге продол-жили с ним знакомство, приводя с собой товарищей, – чем он и объясняет
«большую популярность Чернышевского в кружках молодёжи».5
Но бдительным автором ставится тут же вопрос: «Много ли было из их
числа спустя сорок лет на его похоронах? – и немедля даётся удовлетворяю-щий его концепцию ответ – по одним сведениям, двое, по другим – ни одного».6 Как уже отмечалось, на эту концепцию время дало свой ответ: неудачником окончив жизнь, провозвестник революции Н.Г. Чернышевский обеспечил
более чем достаточно душ, чтобы Октябрьский переворот не только состоялся, но, по своим историческим последствиям, оказался на удивление долгосрочным.
Перейдя к петербургскому периоду жизни Чернышевского, биограф
умудряется обойти молчанием то, что больше всего волновало тогда русское
общественное мнение: Крымская война 1853-1855-х годов и вынесенные ею на
самый пик актуальности вопросы настоятельной необходимости либеральных
реформ, и прежде всего – отмены крепостного права. Автор же, с какой-то залихватской, почти хлестаковской лёгкостью отмахивается от важнейшего этапа в формировании общественно-политических взглядов Чернышевского и его
влияния на читателей «Современника», где он работал с 1853-го по 1862 год, –
до самого ареста и заключения в Петропавловской крепости.
«Мясных блюд политики и философии» (как, в кулинарных понятиях, называет биограф журнальные публикации Чернышевского по этой тематике) читателю он не предлагает, предпочитая переключить его внимание сразу на
«сладкое»: развлекательные, пустячные мелочи или краткие заметки справочно-го характера.1 Далее, слегка поупражнявшись на доказательствах, что «истин-3 Там же. С. 390.
4 Там же.
5 Там же. С. 331.
6 Набоков В. Дар. С. 390.
1 Там же. С. 391.
425
ный энциклопедист» (разумеется, в кавычках), хоть и «исписал, не скупясь, тьму