e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

преждевременно, и покончить «раз навсегда с соображениями идейного порядка» Кончееву, увы, не удалось. Что же касается рассмотрения им книги как

произведения искусства, то, как он сам признался, способных оценить её

нашлось немного.

Однако, – как выяснится несколько позже, – после такого, не слишком

утешительного вывода, читателя ждёт заранее запланированный и хорошо

продуманный отложенный сюрприз. Как следует, всласть перехвалив себя за

«огонь и прелесть этого сказочно-остроумного сочинения» апофеозной рецензией Кончеева, после которой, казалось бы – только поставить восклицательный знак и закрыть тему, – Набоков вдруг позволяет, спустившись с Олимпа, где-то там, у его подножья, на мелководье, зачем-то поюлить двум маленьким

абзацам с остаточными (кому они нужны?) смешными откликами крайних мо-нархистов и их антиподов – большевизанов». Последние же дают неосторож-ный залп, обвиняя автора «гнусного поклёпа» на Чернышевского в том, что он

«по своему внутреннему стилю ничем не отличается от васильевских передо-виц» в берлинской «Газете».4 Ловушка захлопнулась: Васильев даже упоми-нать об опусе Фёдора отказался, оговорив при этом, «что, не будь он с ним в

добрых отношениях, поместил бы такую статью, после которой от автора

“Жизни Чернышевского” “мокрого места бы не осталось”».1

В тексте отмечается непосредственное – и весьма на пользу Фёдору –

следствие разразившегося по этому поводу скандала: на книгу повысился

спрос, а «имя Годунова-Чердынцева сразу, как говорится, выдвинулось и, под-нявшись над пёстрой бурей критических толков, утвердилось у всех на виду, 3 Сердюченко В. Чернышевский в романе Набокова «Дар» // Вопросы лит-ры.

1998. № 2. С. 333-342; см. также регулярные выпуски: Н.Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Сб. научных трудов / Отв. ред. А.А. Демченко. Саратов; В.Ф. Антонов. Чернышевский (общественный путь анархиста). М., 2017.

4 Набоков В. Дар. С. 465.

1 Там же.

489

ярко и прочно».2 Так что, в отличие от писателя Сирина, потерпевшего фиаско

с публикацией четвёртой главы, виртуальный Годунов-Чердынцев одержал

победу тройную: книжку свою не только опубликовал, но и, скандально про-славившись, продал чуть ли не нарасхват. Впоследствии «хорошая, грозовая

атмосфера скандала», сопутствовавшая «Лолите», поменяла ролями героя и

автора, осудив виртуального Гумберта Гумберта и вознеся на вершину мировой славы американского писателя русского происхождения В.В. Набокова.

То, что Александр Яковлевич Чернышевский умер незадолго до выхода

книги, и Фёдор был избавлен от того, чтобы узнать его мнение, – не случайно.

Мнение было заранее известно и высказано в том эпизоде, ближе к концу третьей главы, где Фёдор сообщает о своём намерении реализовать «благой совет

описать жизнь вашего знаменитого однофамильца», и Александр Яковлевич

вдохновенно и содержательно объясняет, как он это видит, в конце оговаривая, что «при талантливом подходе к данному предмету сарказм априори исключается, он ни при чём».3 Зная, что Александру Яковлевичу его щедрая на сарказм

книга вряд ли понравилась бы, но и соболезнуя его безутешному отцовскому

горю, повергшему его в безумие, а затем и сведшему в могилу, Фёдор, тем не

менее, и за порогом смерти как бы продолжает с ним метафизический спор, в

подмогу себе привлекая вымышленного французского мыслителя Delalande, автора парадоксального эпиграфа к «Приглашению на казнь»: «Подобно тому, как сумасшедший мнит себя Богом, так мы считаем себя смертными».4 Рассказчик ссылается на Делаланда, дерзко демонстрировавшего свою «метафи-зическую негалантность», не желая на похоронах «обнажать головы» на том

основании, что смерть этого не заслуживает. И далее следует логический ряд, в котором именно суеверный страх перед смертью объявляется первопричиной

зарождения религии, каковая, по мнению этого оригинального философа, на

самом деле никакого отношения к «загробному состоянию человека» совершенно не имеет. Смерть – это всего лишь дверь, через которую человек выходит из жизни-дома. Идея жизни как некоего пути также отвергается, а то, что

кажется окнами в земном доме, – всего лишь зеркала. Догадываться о потустороннем приходится лишь по тому, что «воздух входит сквозь щели».1

Формулу интуитивного прозрения трансцедентального бытия Фёдор цитирует

из того же «Рассуждения о тенях» Пьера Делаланда: «…образ будущего постижения окрестности, долженствующей раскрыться нам по распаде тела, это – освобож-2 Там же.

3 Там же. С. 355-357.

4 См. об этом: ББ-РГ. С. 485, 550; Долинин А. Истинная жизнь… С. 158, 244, 284; Его

же: Комментарий… С. 505-506.

1 Набоков В. Дар. С. 466; см. также: Александров В. Набоков и потусторонность. М., 1999, С.134.

490

дение духа из глазниц плоти и превращение наше в одно свободное сплошное око, зараз видящее все стороны света, или, иначе говоря: сверхчувственное прозрение