Eat you alive (СИ)

Каждое движение — чудовищная боль. Она с головы до пят расползается, нарастает и тянет за собой на самое дно. Обволакивает. Юнги в этом тягучем мареве боли теряется, не понимает, как он ещё болевой шок не получил, как он, вообще, всё ещё двигается, тянется туда к выходу, будто за порогом его спасение ждёт. Нет бы смириться, перестать убегать, бороться, защищаться, надо бы принять свою долю, судьбу, смиренно лежать в ожидании конца — Хосок ведь обещал, что он скоро наступит. Но Хосок искусный палач, он не отпустит Юнги на тот свет, не накачав его дозой отменной боли, не наигравшись вдоволь. Вот только Юнги больше не хочет, он сворачивается в клубочек, беззвучно плачет, не дает Хосоку себя распутать, тот бьёт куда-то в бок, хватает за щиколотку и волочит по полу обратно к дивану. Юнги ногтями по паркету скребется, в кровь их раздирает, уцепиться пытается. Хосок это трясина, и Юнги всё равно засосёт, пусть он даже всю плоть на паркете оставит, кости обнажит. Хосок выругивается на сопротивление еле живого омеги, заваливается сверху, переворачивает на спину, придавливает тяжестью к полу, соединяет руки брата над головой, фиксирует лицо.

— Сколько ты ещё будешь рыпаться? Что ты за дрянь такая живучая? — кричит альфа и лижет, выступившие на лице омеги капли крови. Бьёт по разбитым губам, ждёт пока она выступит по новой, и снова слизывает. Юнги уверен, что у него и лица-то давно нет: там кровавая кашица.

Хосок вонзается когтями в оставленные раны, распарывает их. Паркет впитывает кровь омеги. Она в подвал, наверное, просачивается. Там же погреб Хосока, а если через бочки просочится, если вино испортит, Хосок разозлится, изобьёт потом прислугу, будет злым ходить. Юнги кажется, он умом тронулся, он в собственной крови лежит, каждый вдох с трудом делает и о вине думает. Хотя это его больной мозг хоть так спастись пытается — другие картинки подбрасывает, отвлекает от своей незавидной участи.

Хосок разводит его ноги, Юнги будто током прошибает. Нет. Нет. Нет. Это всё слишком. Юнги не позволит. Он не испустит последний вдох под ним, не умрёт, покрытый его спермой, с его следами-ожогами на своей коже, не позволит больше своё тело осквернять. Достаточно. Мин по-новой слезами заливается, упирается рукой в его грудь, будто это монстра оттолкнет, будто помешает. Хосок выворачивает руку до хруста, Юнги дугой выгибается от пронзающей боли, расправляет скукожившиеся легкие и кричит так истошно, так громко, что самому уши закладывает.

***

— Это очень важно, на завтра оставить не можем, — Чонгук отталкивает пытающегося преградить ему путь охранника и идёт к двери.

Люди боятся волков, но в то же время впустить их в особняк хозяина себе дороже. Хосок им такое с рук не спустит. Охрана вновь подбегает к двум парням, пытается звучать убедительно.

— Позвольте о вас доложить, — пытается пойти на компромисс главный охранник.

— Хорошо, — кивает Чонгук и, скрестив руки на груди, прислоняется к беседке.

То, что происходит дальше, даже у Тэхёна почву из-под ног выбивает. По двору разносится крик, идущий откуда-то изнутри дома. От этого крика у Тэхёна волосы дыбом встают. Столько боли, нечеловеческой, неподъёмной и столько отчаянья вложено в крик маленького омеги.

Чонгук прикрывает веки, пропускает крик через себя, а когда он их открывает, то зрачки у альфы красные-красные. Охрана, пошатываясь, отступает. Чонгук превращается мгновенно, влетает в окно, разбив на тысячу осколков стекло, и приземляется посередине гостиной.

Тэхён превращается следом, рычит на людей, оттесняет их в угол, начинает понимать, что внутри происходит, стережёт тыл, обеспечивает Чону защиту снаружи.

Юнги уверен, что он умер, или у него точно горячка. Он всё так же лежит на спине под Хосоком, так же пытается уйти от омерзительных прикосновений, когда видит приземлившегося в двух шагах чёрного волка. Зверь прыгает на них, и Юнги жмурится, думая, что ему конец, но почувствовав, как с него пропала тяжесть, поднимает веки и видит вцепившегося в горло полукровки волка. Мин с трудом держит веки раскрытыми, не хочет умереть сейчас, хочет увидеть концовку драки, хочет, чтобы волк перегрыз горло его палача, на клочья разорвал, но Хосок прямо в бою обращается, отшвыривает волка в противоположную стену. Волк полукровке отдышаться не даёт, приземляется на четыре лапы и моментально в бой возвращается.

Юнги начинает думать, что он от боли отключился, и эти картинки подбрасывает ему его воспалившееся сознание. На них его спасают, его герой рвёт врага, вгрызается тому в глотку, мстит за Юнги. Даже боль будто отступает, Юнги уже и дышать легче, сквозь пелену перед глазами следит за своим волком, болеет за него и тихо плачет. За Юнги впервые заступились, впервые кто-то сильный и вправду может остановить Хосока. Волк преграждает ему путь к омеге, защищает его, не подпускает к нему. Юнги глотает слёзы и продолжает, как завороженный, следить за боем.