Eat you alive (СИ)

— Чонгук, как бы тебе это помягче сказать, — вздыхает Мун. — Он не сможет дать тебе всего того, что ты заслуживаешь. Очень прошу тебя, не влюбляйся, хотя кому я это говорю — ты уже влюблён. Но хотя бы не заходи дальше. Не позволяй ему. Он разобьёт тебе сердце. Он мой сын, и я люблю его, и он сделает какого-то омегу счастливым, но не тебя.

С каждым словом Муна Юнги все больше мрачнеет, чуть за стену не держится, боясь, что не выдержит и не устоит.

— Но он сказал, то есть он… я ведь нравлюсь ему, он сказал мне это, — скорее себе, чем Муну говорит Мин.

— И хотел тебя трахнуть, — горько усмехается Мун. — Чего только альфа не скажет тому, кого хочет в постель затащить.

— Но… мы не переспали, он не настаивал, я нравлюсь ему и так, я ему верю, — дрожащим голосом повторяет Юнги.

— Прости меня, малыш, очень прошу, прости — но, если бы это была правда, то он вчера ночью после тебя не ушёл бы к другому. У меня других вариантов нет, кроме как тебя лицом в эту грязь тыкать, чтобы ты понял, пока не поздно, — сокрушается Мун.

— Я… мне… нам надо идти, — Юнги цепляется пальцами за руку подошедшего Чимина, и последнему буквально приходится волочить того на выход.

***

— Тебя по всем каналам показывают. Тэхён ушел, — Чимин ставит стакан с водой на тумбочку и садится на кровать. — Ты с утра с постели так и не встал, перестань страдать, поднимайся, оденься, сходим потусить.

— Не хочу.

— Ладно, а Куки в чём виноват? Почему он в ссылке? — Пак кивает в сторону Снорлакса, который отброшен на пол и усмехается.

— Это его подарок.

— Юнги, перестань. Не могу видеть тебя таким и не до конца понимаю, что произошло.

— Уйди, пожалуйста. Я хочу побыть один, — просит Мин, и Чимин, вздохнув, встаёт на ноги.

— Я буду печь твой любимый яблочный пирог, может, на запах хоть выйдешь, — Чимин выходит из комнаты и прикрывает за собой дверь.

Юнги больно. Он вроде к боли привык, но эта другая. Эта не та, которой его Хосок награждал, далеко не та. Эта хуже и страшнее. Юнги даже на руки постоянно смотрит, тело осматривает, но никаких нарывов, никаких порезов или синяков. Никаких видимых признаков того, что ему больно. Но почему тогда так выворачивает, что он на стену чуть не лезет. Поскуливает под одеялом, трясётся, всё её источник найти пытается. Продолжает сокрушаться, что ни обезболивающего не принять, ни пластырь не наклеить, ничего не сделать. Она начинается где-то в районе груди, расползается по всему телу, разъедает вены-сосуды, кровь собой заменяет. Её много, и Юнги с ней не справляется.

Мун не лгал бы, ему незачем. Но Юнги в ощущениях путается. Он понимает, что это игра, в глубине души чувствует это с первого дня, но почему тогда она настолько на реальность похожа. Одна часть омеги не верит, не хочет воспринимать слова Муна, всё надеется на то, что Чонгук тогда не врал, и Юнги ему и вправду нравится. А вторая, которая сейчас больше и с каждым часом всё разрастается, которая его болью подпитывается — она настаивает, что он лжёт, что он им пользуется, но для чего, не понятно. Зачем Чонгуку такой фарс, целое представление разыгрывать, неужели всё ради секса? Смешно. Что-то не складывается, что-то он продолжает упускать. Дело не может быть только в сексе. Тогда в чём…

Он сворачивается в клубочек, обнимает подушку, усиленно прогоняет подальше воспоминания их поцелуев, его прикосновений, его голос, и в злости отшвыривает ее в сторону. Подушка ударяется в статуэтки на тумбочке, которые, упав на пол, разбиваются вдребезги.

— Какого чёрта? — в комнату влетает Чимин, на ходу вытирая салфеткой муку с рук.

— Ты чего теперь решил квартиру разнести? — улыбается Пак и, подойдя ближе, опускается на постель.

— Он мне нравится, Чимчим, понимаешь? — Юнги садится на постель, комкает на груди футболку. — Он мне сильно нравится. Он у меня сидит внутри и дышать не даёт. Он в игры со мной играет, а я просто его полюбить хотел. Он же сам первым начал! Сам меня поцеловал, а потом спас… Зачем? — Юнги отчаянно пытается добиться ответов на свои вопросы от друга. — Зачем он это всё делал, если я ему безразличен? Почему другой омега, почему Мун говорит, он может сделать счастливым другого омегу? Почему не меня? Только потому, что я человек? — Юнги больше сдерживаться не в силах, все клапаны срываются, и поток слёз уже не остановить. — Потому что я не смогу ему родить или просто я не достоин. Чего тогда он хочет? Почему не оставит меня в покое? — глотает Мин свои же слёзы

— Тебе надо успокоиться, — у Чимина сердце разрывается, а как помочь другу он не знает. — Попробуй поговорить с ним начистоту.

— Что я ему скажу? — горько улыбается Мин и покрывалом вытирает лицо.

— Спроси у него напрямую о его отношении к тебе. Скажи, что он тебе нравится. Он, кстати, не звонил?