Eat you alive (СИ)

— Может, вы к нам присоединитесь, — предлагает альфа, всё так же продолжая пожирать взглядом Мина.

— Но, — одновременно говорят Шуга и Рен.

— Замечательная идея, — Рон подзывает официантов, и те сразу присоединяют к столику Чонгука ещё один. Рон садится рядом с Чонгуком, а Юнги рядом с Реном.

— Шуга, — Чонгук словно пробует имя на вкус. — Интересное имя.

— У людей так принято, — Шуга тянется к булочке и, разрезав её, густо мажет сверху маслом, пока Рон выбирает блюда. — Имя означает какие-то качества, вот у меня Шуга.

Чонгук усмехается и продолжает следить за тем, как аппетитно кушает Юнги. Рен никогда к мучному не прикоснётся.

— Котик, тебе белое или красное, — интересуется Рон, а Чонгука от этого «котик» передёргивает.

— Красное, я мясо буду, — Юнги доедает булочку и изучает, что бы ещё съесть с чужого стола. Чонгук незаметно двигает к нему тарелку с сырами. Шуга на Чонгука больше не смотрит, благодарит официанта за вино и продолжает улыбаться Рону, каждой улыбкой полосуя Чонгуку внутренности. Рен настолько зол, что даже Рон это чувствует, невзначай интересуется, хорошо ли он себя чувствует.

Юнги заказывает стейк с кровью, а на гарнир салат с рукколой. Пока приносят горячее, он успевает попробовать все закуски, опустошает бокал вина, но всё равно, когда перед ним ставят тарелку с мясом, он совсем по-детски хлопает в ладоши и окончательно этим вырубает Чонгука. Весь этот макияж, этот томный взгляд, предназначенный другому альфе, вся эта развязность — это всё Чонгука не обманет. Юнги — ребёнок, маленький, вечно напуганный, постоянно жмущийся к Чонгуку и только для него ребёнок. Альфа другой вариант рассматривать даже не хочет.

— Как бы ты не лопнул, — не сдерживается Рен, всё так же продолжая ковыряться в своём салате.

— У меня отличный обмен веществ, — Юнги нарезает мясо и отправляет в рот первый кусок, блаженно прикрывает веки и, прожевав, сглатывает. Чонгук смотрит на тарелку омеги, на кровь, которая сочится на блюдо, на блестящие губы парня и с трудом сдерживает вырывающегося зверя, который тоже хочет ужинать, который голоден, как никогда. Не ел, не пил четыре месяца — волк хочет Юнги, его хрупкое тело, хочет почувствовать, попробовать, сожрать. Чонгук зверя с трудом усмиряет, убеждает себя не слетать с катушек, пусть его личная вырезка с кровью напротив сидит, аппетитно кушает и ресницами хлопает.

Мин облизывает губы тянется за вином, Чонгук под столом пальцами в свое колено впивается, думает, лучше бы вилку в ногу воткнуть — альфа себя рядом с этим пареньком не контролирует.

— А как вы познакомились? — ангельски улыбается Рен и обращается к Рону.

— Мы… Я увидел Шугу на улице… — начинает Рон.

— Он меня снял, — Шуга благодарит официанта, подливающего вино, и как ни в чём не бывало продолжает. — С тех пор вот мы и вместе.

— В смысле? — Чонгук всё чётко слышит, прекрасно значение слов понимает, всё равно уточняет, надеется, что омега шутит. Рен моментально ахает, а Рон опускает взгляд на бокал и умолкает.

— В прямом, я в Show Boys работаю, — Шуга скрещивает пальцы под подбородком и смотрит прямо в чёрную бездну напротив, впервые за вечер не улыбается. Взглядом добирается до самих глубин, туда, где раненным зверем воет чёрный волк. Шуга опускается на колени рядом со зверем, проводит по чёрной гладкой шерсти ладонями покрытыми шипами, раздирает кожу, разрывает плоть, шепчет нежности, на свои руки, покрытые багровой кровью, смотрит и вновь продолжает, каждым прикосновением чудовищную боль приносит. Омывает руки в крови зверя, не останавливается, рвёт плоть, до сердца добраться хочет. Делится своей столько месяцев прошивающей нутро болью. Той самой, родившейся ночью на границе Сохо и Дезира, преумноженной за эти дни, в особенности ночи, она для Шуги слишком огромная оказалась, вот он часть Чонгуку и отдаёт — объявляет, что он проститутка и, сожрав сердце альфы, запивает его вином семьсот долларов за бутылку.

Чонгук под этим взглядом сгорает, обугливается, место себе не находит. Чону резко плохо, он даже рубашку на одну пуговицу расстёгивает, судорожно губами воздух ловит. Юнги не намекает, не говорит, он показывает — Чонгук на дне этих лисьих глаз два слова видит, эти слова добивают. «Ты виноват», — моргает красной неоновой вывеской в глазах омеги, будто Чонгук и так не знает, словно, он не понимает. Волк лапами свою морду раздирает, в агонии бьётся, ещё секунда, и у Чонгука изодранные внутренности наружу вывалятся — волка удержать становится почти невозможным. Чонгук под столом нож в ладони зажимает, позволяет лезвию кожу порвать, и крови прямо на брюки просочится, иначе никак, иначе весь Сохо от истошного воя оглохнет.

— Сидеть за одним столом с проституткой, — приподнимается Рен. — Вы уж простите…

— Сядь, — ледяным тоном приказывает Чонгук, и волк Рена, поджав хвост, забивается в угол. Омега опускается обратно в кресло и внимательно смотрит на Чонгука - в помещении пахнет кровью главного альфы и даже Рон это чувствует. Альфа замечает, что Чон порезался, но решает промолчать.