Eat you alive (СИ)

— Сколько? — продолжает мять, гладить, кусает шею, шарит по телу — до всего бы дотянуться, везде бы коснуться.

— Что? — хрипит Шуга и всё выскользнуть пытается.

— Цена.

— У тебя денег не хватит.

Чонгук резко разворачивает парня лицом к себе, щурит глаза, несколько секунд взглядом изучает.

— Тебе не идёт быть сучкой.

— А тебе не идёт выражать сочувствие или сожаление, — выплёвывает слова ему в лицо омега. — Если ты сейчас меня не отпустишь, я вернусь на ужин и скажу всем, что ты трахал меня в уборной!

— Думаешь, меня это напугает? — усмехается Чонгук. — Ты проститутка, а кто поверит словам шлюхи? Никто. Рен — не дурак, он знает, что таким, как ты, прыгать из постели одного богатого альфы в другую норма, так что ты сам мне задницу подставил, а Рон… ему, я думаю, похуй. Ты же блядь, тебя любой, у кого деньги есть, купить может. Слово такого, как ты, ничего не значит.

— И не значило никогда, даже когда я ещё этим не занимался, — треснуто говорит Мин. — А теперь выбираю я, и ты абсолютно прав — я готов продаться любому, пусть только хорошо заплатит, но не тебе. И это тебя и бесит, это и заставляет сейчас всю свою агрессию, оставляя синяки на моем теле, выражать. Потому что ты, Чон Чонгук, меня хочешь.

— Не зарекайся.

— Иди нахуй.

— Это больше по твоей части.

— Урод, — Юнги сильно толкает альфу в грудь и идёт на выход.

Когда Мин возвращается за стол, то находит там только Рона. Шуга просит альфу отказаться от десерта и поехать домой, «потому что горю, хочу тебя в себе». Рон дожидается Чонгука, и парни, попрощавшись, покидают ресторан.

Всю дорогу до квартиры Рона Шуга пытается успокоить Юнги, обещает ему, что не позволит ранам вскрыться, не даст альфе вновь втаптывать его в грязь и больно делать. Юнги не слушает, так же забившись в угол, плачет внутри. Столько месяцев Шуга бронёй обрастал, толстые стены возводил, все чувства внутри замораживал, а тут один взгляд Чонгука, и Шуга трещинами одна за другой покрывается, почву под ногами не чувствует. Омега сам к Рону льнёт, несмотря на то, что в салоне бмв тепло — мёрзнет, дрожит. Шуга в Роне тепло ищет, на забытье рассчитывает. Провоцирует альфу, соблазняет, сам на руки просится, заставляет Рона до квартиры за десять минут вместо двадцати доехать. Альфа его в простыни вжимает, поцелуями покрывает, гладит, каждый сантиметр кожи вылизывает — Шуге всё равно холодно, не перестаёт дрожать, всё о тепле молит. Рон трахает его два раза, после второго вырубается рядом, Шуга, как котёнок, к нему жмётся и впервые за три последних месяца плачет. Тихо, утирая простынью горькие слёзы, тонет в своей боли, позволяет ей опустить себя на самое дно бездны, где есть только Юнги и Чонгук..

Всю дорогу до пентхауса Рен говорит о Юнги и окончательно портит настроение Чонгука, альфа валит всё на работу и бумаги, которые должен посмотреть на ночь, и в итоге отвозит Рена к нему домой и возвращается один. Чонгук не смыкает глаз до утра. Всю ночь борется со своим зверем, со своей злостью одновременно вспыхнувшим внутри диким желанием. Чонгук Шугу ненавидит. Альфа знает, что Юнги играет, и надо отдать должное, ему Оскар прямо сейчас вручать можно, но Чонгук всё равно не понимает — это как надо было опуститься, чтобы пойти в бляди и ещё этим гордиться. В конце концов, Юнги мог бы жить за счёт Чимина — Тэхён бы не отказал его кормить, но омега выбрал самый страшный вариант. Что бы там ни произошло, Чонгук Юнги просто так не оставит, он всё выяснит, а ещё он хочет его обратно, до затягивающихся в узлы внутренностей хочет его себе. Чонгук никогда никого настолько сильно не хотел, а после четырёх месяцев разлуки понял, что и не захочет. Это обтянутое дорогими тряпками тело идеально, оно создано для Чонгука. Образ ног омеги будоражит мозг, заставляет к своему паху потянуться. Чонгук перед ним себя чувствует подростком, которому гормоны в голову стукнули. Юнги слишком манящий, слишком сладкий и слишком красивый, чтобы принадлежать другому. И похуй, скольких он уже обслужил, попробовал - главное, что будет дальше. Если омега хочет войны, то Чонгук ему её устроит, и в конце концов Юнги всё равно будет раздвигать свои ахуенные ноги только перед ним и стонать он будет только под ним.

***

— Я сделаю этот приём самым незабываемым в Сохо, — Дживон сидит в кресле в своей гостиной и пьёт кофе с супругом. — Весь Бетельгейз будет о нём говорить.

— Я всё равно считаю, что ты делаешь ошибку, — бесцветным голосом говорит Мун. — Ты хотя бы должен его предупредить. Ты не имеешь права объявлять о помолвке, не предупредив самого Чонгука.

— Я его отец! — вскипает Дживон, но быстро берёт себя в руки. — Чонгук сам этого хочет, просто занят вечно с этим ядом, и мы давно уже говорим о свадьбе. Пора их обручить, может, после публичного заявления они тянуть не будут и свадьбу сыграют.

— Ему это не понравится, я знаю, что у них всё идёт к свадьбе, но всё равно ты поступаешь неправильно. Я понимаю, что ты рассчитываешь поставить его перед фактом, и он смирится, но не понимаю, к чему такая спешка.