Eat you alive (СИ)

— Тише, котик, — смеётся альфа и паркуется перед отелем Кемпински. Рон нарочно пропускает омегу вперёд — идёт позади, любуется открывающимся перед ним чудесным видом. Шуга одет в чёрные скинни, облегающие его стройные ноги, как вторая кожа, в черную прозрачную блузку, заправленную в брюки, на шее парня чёрный тонкий чокер, отделанный драгоценными камнями и гармонирующий с гвоздиками в ушах. Шуга знает, что альфа смотрит, нарочно идёт медленнее, запускает ладонь в волосы и оттягивает белоснежные пряди — Рон должен хотеть его всё больше и больше, если Малона стукнет инфаркт, мало ли, ему уже скоро шестьдесят, то Шуга не хочет возвращаться в клуб, не хочет опять искать клиента, а до этого спать с каждым вторым. Шуга вкладывает в свою внешность, а Рон должен вкладывать в него.

Парни заходят в лифт, и Рон, нажав кнопку четырнадцать, сразу вжимает омегу в стенку и, несмотря на его протест, что испортит макияж, не отрываясь, целует вплоть до нужного этажа. Шуга успевает поправить волосы и одежду ровно в тот момент, когда лифт останавливается. Парней встречает администратор и, тепло поздоровавшись с Роном, просит следовать за ним. Шуга понимает, что ресторан роскошный не только потому, что туда ходит Рон, — в ресторане всего пять столов, и они все расположены у огромных панорамных окон с видом на ночной город, и на всех столах стоит табличка «зарезервировано». Заняты только два самых последних столика.

— А место-то крутое, — усмехается Шуга, пока они идут к своему столику.

— Лучшее в городе, — вторит ему альфа.

— Почему же ты меня только сейчас сюда привёл? — дует губки омега.

— Потому что сложно тут столик забронировать, большую часть времени — это место закрыто для Чонов, хрен пробьёшься, — кривит рот Рон, а потом резко улыбается и, раскрыв руки, идёт в сторону последнего столика. Шуга прослеживает взглядом за альфой и моментально примерзает к полу — за последним и лучшим столиком ресторана сидит Чон Чонгук. Не один.

Юнги так и остаётся стоять вдалеке, в отличие от подбежавшего к Чону Рона. Чонгук, встав с места, здоровается с парнем, они о чём-то разговаривают, смеются, сидящий спиной к Мину Рен смотрит на своё отражение на ноже, а Шуга направляет все усилия на то, чтобы заткнуть истошно завывшего внутри Юнги.

Чонгук. Персональный ад Мин Юнги, но не Шуги. Хотя это у Шуги сейчас колени дрожат — это он всё пытается сделать шаг вперёд и нацепить на себя свою коронную убивающую улыбку, это он, кто машинально осколки склеивает. Будто Шуга был цельным, отлитым куском, который, увидев этого альфу, моментально разбился вдребезги. Рон поворачивается к омеге, и Шуга, с трудом удерживающий себя на ногах, вымученно улыбается, делает шаг вперёд, надеясь, что они сядут за свой столик, ещё лучше, уйдут отсюда, но Рон подзывает омегу к себе, пока вновь усевшийся в кресло Чонгук о чём-то говорит с Реном. И Шуга идёт — задирает подбородок, сжимает ладони в кулаки и, умоляя себя не запутаться в своих же конечностях, подходит к столику. Чонгук поднимает взгляд первым и даже привстаёт, чтобы поздороваться с омегой своего хорошего знакомого, но тяжёлым изодранным мешком падает обратно в кресло. Перед ним стоит Мин Юнги, и он улыбается. Альфа теряется, давится своим же выдохом, впервые в жизни не в состоянии взять ситуацию под контроль, не может открыть рот.

— Это Шуга, — весело начинает Рон, который не замечает, как резко тяжелеет воздух в помещении. — Это Чон Чонгук, его омега Рен, — показывает на парней Рон, знакомя Мина.

— Очень приятно, — Шуга окончательно берёт себя в руки и добивает Чонгука голосом.

У альфы диссонанс — перед ним стоит Юнги, но в то же время — это не Юнги. Чонгук чуть за голову не хватается, путается в ощущениях, в разом нахлынувших чувствах, которые грудь раздирают. Он тянется вперёд неосознанно, всё наглотаться этим воздухом пытается, этой пропитанной кровью дымкой, глубже в себя запихать, запереть там в лёгких, пусть и отравлять будет, дыры прожигать, муки адские, с каждым выдохом запах собственной подгоревшей плоти, зато Чонгук дышать будет. Смотрит, взглядом его образ своровывает, отпечатывает в подсознании, по уголкам в голове прячет, запоминает, если Юнги мираж, то он исчезнет, уйдёт так же как в ту проклятую ночь, и Чонгук потом жить только этими воспоминаниями и будет. В этом Юнги всё другое, всё чужое, кроме голоса и улыбки. Этот Юнги другой.

— Чудесное совпадение, что мы решили сегодня пообедать с нашими омегами именно здесь, — продолжает Рон.

Рен до крови раздирает под столом пальцы, еле сдерживается, чтобы не встать и не воткнуть в лицо этого как ни в чём не бывало улыбающегося пацана вилку. Но больше всего Рена выводит Чонгук, который даже не моргает, он вцепился взглядом в Юнги и, кажется, даже не дышит.

— Я есть хочу, — капризно надувает губки Шуга и дёргает Рона за рукав пиджака. — Пойдём за свой столик.

И Чонгук выдыхает. Юнги отпускать не хочется. Будто, если он отойдёт, то сразу дымкой рассеется — Чонгук его вновь потеряет.