EDEN

Чей это голос? Это был только шепот, и я не могу понять, кто это…

Шаги.

С головой ныряю под пуховое одеяло, заворачиваясь в него, как в кокон, в бесполезной попытке спрятаться.

— Если тронете меня, я все ему расскажу! — Плотная ткань заглушает мой крик. — Не смейте прикасаться ко мне…

— У меня нет абсолютно никакого желания прикасаться к тебе, грязнокровка.

С трудом делаю вдох, страх смешался с шоком и… облегчением.

Конечно же, это он. Я должна была догадаться, ведь только у него есть Рука Славы. И он единственный, кто может видеть меня в темноте.

— Люмос!

Свет проникает сквозь щели в одеяле, но я не высовываюсь, потому что, чтобы он ни сказал, он, в конце концов, мужчина. И ничем не отличается от Долохова.

Я будто вернулась в прошлое, когда была совсем еще маленькой девочкой и боялась темноты. Тогда я с головой залезала под одеяло, боясь выглянуть наружу.

Но теперь мои страхи куда реальнее, глубже и ужаснее, и мне приходится каждый день встречаться с ними лицом к лицу.

Я бы все отдала, чтобы страх темноты был единственным моим страхом.

— Ты не хочешь вылезти? — Издевательски спрашивает он.

Уходи.

Он вздыхает.

— Не знаю, почему ты прячешься от меня, — он старательно пытается изобразить терпение в голосе. — Я думал, мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы ты могла видеть разницу между мной и Антонином Долоховым. И напоминаю, что именно я спас тебя вчера вечером, хоть этот факт и расстраивает меня.

Расстраивает? Ублюдок, сволочь! Вчера, когда ты оттолкнул его от меня, ты говорил совсем другое. И потом, затаскивая меня обратно с балкона, твои слова тоже отличались от тех, что ты говоришь сейчас.

Да, но, как он пояснил, он помог мне только потому, что печется и ратует за свои чистокровные предубеждения, а еще потому, что это его работа, а не проявление заботы обо мне.

Да я и сама не хочу, чтобы он заботился обо мне.

Я съеживаюсь под одеялом.

— Вингардиум Левиоса!

Одеяло взмывает вверх, и я остаюсь лежать совершенно беззащитной под его холодным, надменным, насмешливым взглядом.

Поднимаюсь с кровати и встаю перед ним, судорожно одергивая вниз рубашку.

— Ну, надо же! Твои плохие манеры никогда не перестанут удивлять меня, — он хмыкает, криво улыбаясь. — Я знал, что магглы ленивы, но не думал, что они даже не удосуживаются раздеться перед тем, как лечь спать, — он вытаскивает маленькие карманные часы. — Девять часов вечера.

— Откуда мне знать, который час? — Надувшись, бормочу я. — Мне ведь никто не докладывает, и здесь нет часов.

Люциус направляет на меня волшебную палочку, и слабая волна боли пробегает по телу. Я задерживаю дыхание, но уже в следующий миг она отступает.

Он ухмыляется, а потом делает взмах палочкой в направлении двери, ведущей в ванную комнату. Она со скрипом открывается.

— После вас.

Я прищуриваюсь и хмуро смотрю на него, медленно направляясь к двери. Он наблюдает за мной с усмешкой на лице.

Как только я переступаю порог ванной комнаты, дверь захлопывается. Обернувшись, я вижу, что Люциус преграждает мне выход.

С трудом сглатываю. Его ухмылка становится шире.

Направив палочку на краны ванной, он включает воду.

Я смотрю на него, как кролик на удава, и его ухмылка превращается в хищный оскал, когда он замечает страх в моих глазах.

— Что вы делаете? — Спрашиваю я, проклиная себя за надломленный голос.

Он заклинанием выключает воду. С волнением отмечаю, как быстро ванна наполнилась водой.

— Тебе нужно помыться.

Вдох. Выдох. Сохраняй спокойствие.

— Хорошо, — стараюсь держать голос ровным, — я выйду, как только закончу…

— Не смеши меня, — обрывает он. — Я должен убедиться, что ты все сделаешь надлежащим образом. Ты обязана сегодня выглядеть безукоризненно. К сожалению, я видел, что магглы подразумевают под словом «чистый».

Обнимаю себя руками и закрываю глаза, чувствуя, как слезы подступают к глазам, и пытаясь сдержать их.

Меня уже даже не волнует, зачем он приказывает мне вымыться. Знаю, он жаждет, чтобы я задала ему этот вопрос, но, если честно, мне по барабану.

Я не собираюсь мыться в его присутствии. Не буду! После вчерашнего у меня в голове не укладывается, как у него хватает наглости просить меня об этом?

Он уже видел тебя голой…

Но… это было давно! И у меня не было выбора. Тем более, сейчас все по-другому. Он и я… наши отношения изменились настолько, что я даже не знаю, на что они стали походить, и когда все это началось…

Отношения Это слово какое-то… неподходящее. Оно неприменимо к нам и к тому, что между нами.

Я уже совсем не помню, какой была моя жизнь до похищения. И я уже не помню, когда он успел стать неотъемлемой частью моей жизни. Он стал центром моего существования, и мысль об этом невыносима.

Люциус окидывает меня высокомерным взглядом.

— Хватит тянуть резину, — бросает он. — Ты ведь не можешь всерьез бояться моих намерений? Пора бы уже понять, что я не заинтересован в этом, — беспощадная ухмылка. — Жаль разочаровывать тебя, но так оно и есть.

Замолчите! Я срываюсь. Я ненавижу его. Я так ненавижу его! Зачем он так? Ведь еще прошлой ночью я думала, что он может… я не знаю.