EDEN

Я думала, что в этом плане я в полной безопасности. Но в последние несколько дней все изменилось.

Шаги. Быстрые, приближающиеся шаги.

Не прекращая думать, я вскакиваю и срываюсь с места, двигаясь настолько быстро, на сколько хватает сил. Оставляя позади пролеты и коридоры, я уже не думаю, куда бегу, и меня мало волнует, где я.

Темные и освещенные коридоры мелькают перед глазами: я то блуждаю в темноте, то вновь могу видеть, куда бежать. Но меня это не пугает, и я не останавливаюсь. Он не найдет меня. Я не позволю!

Шаги позади меня стихли, но я даже не сбавляю темп.

Пошатываясь, поднимаюсь по лестнице вверх, потом пробегаю еще несколько коридоров и лестниц, петляя по дому, запутывая следы.

Куда идти? Я не могу вернуться в свою комнату, не могу переплыть озеро. Черт, да я даже понятия не имею, в каком крыле дома нахожусь!

Громко всхлипывая, пробегаю длинный коридор, и с разбега распахиваю дверь прямо перед собой…

Резко останавливаюсь.

Я на балконе, уходящем в никуда. В темноту.

Кажется, я все еще в пещере, где стоит этот дом.

На балконе нет перил. Это просто выступ, заканчивающийся обрывом.

Наклоняюсь вперед, чтобы посмотреть вниз. Очень высоко. Начинает кружиться голова. Берег и озеро кажутся такими далекими.

Под пальцами ног чувствую пустой воздух и инстинктивно цепляюсь ими за край выступа.

Как это просто. Сделать шаг, упасть в темноту, забыть обо всем. Прекратить разом все страдания, боль, ненависть и чувство вины.

Я должна чувствовать страх. Но его нет. Я не чувствую ничего. Внутри лишь пустота.

Восприятие реальности возвращается ко мне, когда я вновь смотрю вниз. Внутри все переворачивается. Боже, это так высоко. Мне придется долго наблюдать за тем, как поверхность земли становится все ближе и ближе.

С надеждой смотрю вверх, мечтая в последний раз увидеть небо.

Ничего. Только темный потолок.

Глубоко вздыхаю и закрываю глаза. Одинокая слеза катится по щеке.

Простите. Мне так жаль. Я люблю вас, мама, папа, Рон, Гарри…

Распахиваю руки в стороны, будто птица в полете…

Кто-то хватает меня за талию и тянет назад, в коридор. Я сопротивляюсь, потому что знаю — это Долохов вернулся за мной. Но он не тронет меня! Я не позволю! Я ударю его ногой и брошусь с балкона прежде, чем он сможет снова схватить меня…

Начинаю кричать, но он затыкает мне рот рукой, затаскивая в коридор и толкая в темный альков. Изо всех сил пытаюсь вырваться, но он слишком силен.

Он прижимает меня к стене, навалившись на меня своим телом, все еще закрывая мне рот.

Ничего не вижу! Здесь темно, и я даже не вижу его!

Слезы катятся по щекам, падая на его пальцы, лежащие на моих губах.

Но… не думаю… это не Долохов. Я уверена.

— Я не дам тебе убить себя, — тихий шепот с нотками угрозы, и это точно не Долохов. — Это слишком легкий выход.

Люциус.

Это Люциус сейчас прижимает меня к стене.

Закрываю глаза, и слезы катятся по его пальцам.

Но мне все равно. Я лишь жалею, что мои слезы не могут запачкать его руки.

Чувствую его дыхание у своего виска.

Открыв глаза, напряженно вглядываюсь в темноту, пытаясь увидеть хотя бы его силуэт, но тщетно. Я могу только чувствовать: его тело, прижимающее меня к стене, и длинные пальцы на своих губах. Его большой палец больно впивается в кожу под подбородком.

Он медленно убирает руку от моего рта, другой до боли сжимая мое плечо. Освободившейся рукой он уверенно берет меня за руку, что неловко покоится на его груди.

Его грудь…

С силой сжимаю кулак.

— Что он с тобой сделал? — Тихо спрашивает он.

Пытаюсь выровнять дыхание и храню молчание.

Кажется, проходит вечность, пока мы стоим в темноте вдвоем. И все, что сейчас реально, — он, прижимающий меня к стене, стискивающий мое плечо. Тепло его руки…

Пальцы больно впиваются в запястье. Я не вижу его лица, но чувствую… всё по-другому. Всё не так, как было раньше, когда он был так близко. Он больше не высмеивает меня и не пытается запугать. Не знаю, почему я так уверена в этом. Я просто знаю…

Точно. Это конец. Сейчас все закончится.

Выворачиваюсь из его рук.

— Отпустите меня, — шепотом молю его, проклиная себя за слезы, вновь навернувшиеся на глаза.

Он медлит секунду, а потом, молча, отступает, отпуская мое запястье и плечо. Я не убегаю, хотя знаю, что могла бы.

Я все еще не вижу его лица.

— Не обязательно вести себя так, — я слышу усмешку в его голосе, но вместе с тем, слова звучат как-то фальшиво.

— Не смейте… — я едва могу говорить. — Не смейте насмехаться надо мной. Только не после того, что случилось.

Повисает долгая пауза.

В защитном жесте обнимаю себя за плечи, плотнее запахивая рубашку.

Он судорожно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Очень тихо.

— Что именно он сделал с тобой? — Идеально спокойным тоном спрашивает он.

Закусываю губу. Не хочу говорить ему. Не хочу, чтобы он знал…

— Скажи мне, — тихо повторяет он. — Я не хочу силой вытягивать из тебя правду.

Как я могу сказать ему об этом?

— Он ничего не сделал, — заставляю себя говорить. — Но он бы сделал, не вмешайся вы вовремя. Он сказал, что я должна быть, х-хорошей д-девочкой.

Воцаряется тишина, нарушаемая лишь моим дыханием.