Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

Дюпен натянул пару черных козловых перчаток, надежно скрывших его перстень-«шевалье» из золота и лазури.

– Я поклялся Сисси никогда не снимать этот медальон. Ничего с ним не сделается.

Дюпен пожал плечами. Мои слова его явно не убедили.

– Дело ваше. Только укройте его как следует под шарфом и воздержитесь проверять, цел ли он, наощупь, иначе лишитесь своего медальона навсегда. – Он полез в жилетный карман и выудил оттуда нечто, более всего напоминавшее табакерку. – Боюсь, это необходимая предосторожность. – Открыв табакерку, он обмакнул в нее кончик пальца, густо смазал кожу под обеими ноздрями каким-то прозрачным бальзамом и протянул табакерку мне. – Запах лондонских улиц и в обычное время несносен, а этим утром нам предстоит испытать зловоние, источаемое огромной толпой. Даже мое средство поможет лишь отчасти.

Подражая Дюпену, я нанес густой слой мази себе под ноздри и был ошеломлен волной рождественских ароматов. Дюпен усмехнулся, видя мою реакцию:

– Неролиевое масло, гвоздика, аир и росный ладан с Суматры. Я нахожу это весьма эффективным для маскировки неприятных запахов. В то же время прекрасно прочищает каналы, ведущие к мозгу.

– Экстраординарно. Никогда прежде не видел подобного снадобья.

– Говорят, его изобрел сам граф де Сен-Жермен[45]. Возможно, в искусстве избавляться от зловония городов и заключалась тайна его бессмертия, – сказал Дюпен с легкой улыбкой.

Его неуместная веселость меня отнюдь не успокоила.

– Идемте? – спросил он, поднимаясь из-за стола.

Я глубоко вздохнул, наполняя легкие радостным духом Рождества в надежде разогнать переполнявший меня туман опасений.

– Если уж без этого никак…

* * *

Этим утром в половине пятого лондонские улицы выглядели оживленно, словно в полпятого вечера, и путь наш оказался долгим. За окнами домов горели свечи, винные лавки были открыты для покупателей. Мимо то и дело проносились экипажи, и кучера яростно бранили друг друга. Пешеходы двигались вперед плотной толпой, казавшейся единым живым существом. Этот безумный карнавал не нуждался в гротескных масках и костюмах – реальная жизнь и без них выглядела достаточно чудовищно. Буйство всеобщего веселья мешалось с беспокойством и хладными дуновениями страха. Наконец мы достигли Сноу-хилл. В это время колокола церкви Гроба Господня пробили шесть, и впереди показалась Ньюгейтская тюрьма. Там, перед тюремной стеной, отвратительным глаголем высилась виселица. Помост ее примыкал к маленькой дверце в тюремной стене. При виде этого я замер на месте среди всеобщего движения, и Дюпен подхватил меня под локоть, помогая удержаться на ногах.

Однако прочих зрителей установленные на этой сцене декорации совершенно не трогали. Сквозь бесконечную толпу протискивались мужчины и женины, торговавшие напитками, закусками и листками с описаниями «истинного последнего покаяния» казнимого и «всех мельчайших подробностей» еще не свершившейся казни. Все витрины лавок, обращенные к эшафоту, были выкуплены зрителями побогаче. В окнах окрестных домов виднелись лица, крыши также были усеяны людьми, пришедшими посмотреть на казнь. Сердце мое билось тяжело, из-за давки вокруг было не вдохнуть. Толпа несла нас вперед, к эшафоту. Мне больше всего на свете хотелось пробиться на волю, вырваться прочь из этого моря людей, и Дюпен, казалось, почувствовал это. Поддерживая меня под локоть, он сказал:

– Бояться нечего. Поверьте, намного лучше встретиться с врагом лицом к лицу, чем позволить ему выслеживать вас, точно охотник жертву.

– Трудно представить мистера Мэкки в роли охотника – его крикливый наряд выдаст его за версту.

– Быть может, на «Ариэле» он соблюдал инкогнито, а обычно одевается вполне скромно.

– Как бы он ни оделся, я наверняка узнаю его по нахальным манерам.

– Рыжие волосы и усы, рост – примерно пять футов и шесть дюймов, коренаст, кожа бледная, глаза зеленые, возраст – около тридцати, – процитировал Дюпен. – «Театральный» голос, самоуверенность, недостаток объективности.

– Именно таким я его и запомнил.

– Таким образом, нам предстоит выяснить, как к нему попали письма ваших деда и бабушки и что именно в этих письмах вызвало его ярость. И, конечно, отчего он считает это место подходящим для встречи.

– Да, – согласился я, высматривая в толпе Мэкки, пока Дюпен, увлекая меня за собой, протискивался сквозь толпу к самому барьеру перед эшафотом.

В конце концов мы заняли нужную позицию и принялись просто ждать, как и все окружающие. Атмосфера вокруг оказалась много спокойнее чем я воображал, учитывая, что за публика собралась на казнь. Были здесь и мужчины и женщины, и первые зачастую брали последних в кольцо, чтобы защитить их от пьяных и вообще от натиска множества людей, валом валивших к Ньюгейту, чтобы посмотреть, как будет повешен Курвуазье.

– Филадельфийцы вели бы себя в той же манере? – спросил Дюпен.

Я оглядел соседей – они беззаботно болтали, выпивали и пели, чтобы убить время, создавая тем самым странную атмосферу веселья.