Мы с Сисси двинулись к дому первыми, и я дважды стукнул в парадную дверь молотком. Спустя пару минут нам отворили.
– Добро пожаловать. Профессор Ренелле вас ждет.
В дверном проеме, занимая собою большую его часть, стояла женщина внушительной, просто-таки устрашающей величины. Ее широкое, простоватое лицо обрамляли седые, стального оттенка локоны, по большей части заправленные под белый чепец. Дурно сидящее черное платье с кружевным воротником делало домоправительницу Ренелле похожей на жен первых поселенцев-пуритан. Смерив нас несколько настороженным взглядом, она развернулась и, шлепая по полу подошвами тяжелых туфель, точно комьями теста, швыряемыми хлебопеком на противень, повела нас внутрь.
Фойе оказалось прекрасно освещено лучами солнца; проникавшие внутрь сквозь стрельчатые окна, они словно смягчали мрак, испускаемый портретами предков Ренелле, что с чопорной строгостью щурились на нас со стен. Со сводчатого потолка свисала огромная люстра в итальянском стиле, а пол украшала экстраординарная мозаика с изображением множества самых разнообразных птиц в полете и на отдыхе. В пляшущих отблесках света птицы казались живыми, и пол фойе являл собой истинное произведение искусства. Прямо перед нами тянулась кверху лестница на второй этаж, ведущая в обнесенный элегантной балюстрадой открытый коридор, из коего открывался вид вниз, в фойе, и на пейзаж за парой больших окон по обе стороны от парадных дверей.
Коридор справа от лестницы вел в заднюю часть дома и, по всей видимости, в кухню. Справа от фойе, за распахнутой дверью, располагалась изящно, хотя и по моде рубежа столетий, меблированная гостиная: очевидно, матушка, а может, и бабушка профессора Ренелле обладала хорошим вкусом и не стеснялась в расходах. Слева находился обеденный зал с огромным столом и еще одной невероятных размеров люстрой, подвешенной прямо над ним. Здесь более всего остального бросался в глаза натюрморт в золоченой раме, висевший над мраморным камином – пиршественный стол в стиле голландских мастеров, пышное изобилие красочных фруктов, разложенных вокруг пары павлинов, самца и самки, словно бы слившихся воедино в посмертных объятиях. Роскошные павлиньи перья, свисавшие с края стола, мерцали в слабых, неспособных разогнать наползающий мрак отблесках свечей. Сколь грустная, сколь меланхолическая картина для обеденного зала…
От этих раздумий меня пробудил голос домоправительницы:
– Профессор Ренелле вскоре будет готов вас принять. Не угодно ли кофе или чаю?
С этим она поочередно оглядела нас, остановила взгляд на одеянии Дюпена и слегка нахмурила брови.
– Да, чай пришелся бы очень кстати. И не найдется ли у вас местечка, где мог бы подождать наш кучер? Возможно, в кухне? – спросил я.
Домоправительница едва заметно кивнула, словно мое замечание послужило ей ответом на невысказанный вопрос касательно личности Дюпена.
– Да-да, конечно.
– Мадам? – обратился Дюпен к сей леди, указывая на свои башмаки, как следует перепачканные еще загодя, перед отъездом.
– Нельзя ли пройти на кухню прямиком, снаружи? – спросила Сисси. – Он беспокоится, как бы не выпачкать грязными башмаками ваши безупречные полы.
Домоправительница вздохнула с явным облегчением.
– От парадного входа сверните налево и ступайте туда, к задним комнатам, а там я впущу вас через кухонную дверь, – громогласно пояснила она Дюпену, сопровождая свои объяснения чрезмерно преувеличенной жестикуляцией скверной актрисы.
Дюпен уставился на нее, притворяясь, будто ничего не понимает.
– К несчастью, он тугодумен и почти не говорит по-английски, – сказал я. – Однако сегодня к вечеру у нас назначена встреча для осмотра упряжных лошадей, а он знает в этих созданиях толк.
Тут я устроил целый спектакль, пересказав Дюпену слова домоправительницы по-французски, а затем пышным повелительным жестом указав разинутой пастью кобры, венчавшей Дюпенову трость, на дверь.
Дюпен бросил на меня искренне сердитый взгляд и вышел. Увидев его за окном гостиной, я вновь махнул в его сторону его же собственной тростью, словно бы веля поспешить. В ответ Дюпен одарил меня новым сердитым взглядом.
– Какой же ленивый малый, – сказал я, покачивая головой. – Если у вас отыщется кресло близ очага, он наверняка уснет, и наше счастье, если удастся его добудиться!
– Не будь к нему так строг, – урезонила меня жена. – Он превосходно разбирается в лошадях, да к тому же – человек пусть дурно воспитанный, но честный.
– Можете не сомневаться, хлопот он вам не доставит, – заверил я домоправительницу.
Та кивнула и двинулась было к кухне, но Сисси остановила ее:
– Уверена, содержать в порядке столь великолепный дом стоит вам немалых усилий. Как вам удается придавать люстре такой блеск?
– Да, люстры выглядят просто отменно. Я видел, для этого пользуются метелками из страусовых перьев…
Я призадумался, не зная, что еще можно сказать, дабы задержать домоправительницу при нас и тем предоставить Дюпену как можно больше времени для поиска способов проникнуть в дом незамеченными, но тут громкий, рокочущий бас заставил всех нас вздрогнуть: