Родители перестают жевать.
– Вот как! – восклицают они в один голос. – Это еще почему?
– Понятия не имею. Я там просто больше не выдержал. На похоронах все так странно на меня смотрели.
– Понятно! – произносит папа.
– Но с понедельника ты снова туда пойдешь, – решает мама Петера.
«Надо же, спохватились!» – думает Петер.
– Хорошо! – говорит он.
Они почти всё доели. Петер рад. Хоть какой-то просвет.
Белобрысая голова с розовой лейкой
После завтрака Эмма прилегла вздремнуть. Она это заслужила. Ночь под открытым небом короче, чем ожидаешь. То и дело какие-то шорохи, треск, шипение. Да еще приходится часто переворачиваться: земля довольно жесткая. Лужайка хоть и не такая твердая, как камень, но неровная и бугристая. Даже несколько часов спустя у Эммы все болит. Мягкая кровать очень кстати.
Просыпается она уже к обеду. В дверную щель проникает аппетитный запах жареного лука. У Эммы урчит в животе и текут слюнки. Поперхнувшись, она кашляет. Пора вставать!
Папа хлопочет на кухне. У него хорошее настроение – насвистывая, он бросает на сковородку все подряд. А Эмма? У нее тоже хорошее настроение, но свистеть она не хочет. Лучше щелкать языком. В ее репертуаре – целые песни и даже концерты. Эмма с ходу подхватывает папину мелодию – «Мерси» певицы Даффи, и они свистят и щелкают языком в унисон. У них отлично получается, считает Эмма. Хоть в шоу суперталантов выступай. На сердце у нее легко. Ночь на кладбище прошла хорошо. Петеру тоже понравилось. Все налаживается.
На столе лежит соломенная шляпа, обильно украшенная цветами и фруктами. Вчера ее тут еще не было. Эмма разглядывает шляпу, уплетая тушеные овощи.
– Правда, классная? – говорит отец. – Кто-то потерял ее месяц назад и так и не вернулся за ней.
«Неудивительно», – думает Эмма. Шляпа на редкость безобразна.
– Из нее вышло отличное украшение для стола, – убежден Северин Блум.
Может, ему и правда нужна женщина. Вкус у него отвратительный. Эмма приглядывается к шляпе повнимательнее и качает головой. Безобразная! Просто безобразная.
С другой стороны, папа постоянно притаскивает странные штуки. Вообще-то она уже привыкла. В прихожей висит поющая рыба. Под ней стоит огромный желтый резиновый сапог 48-го размера, который он приспособил в качестве подставки для зонтов. Ржавая тачка служит кадкой огромной пальме в гостиной. Пустая бутылка из-под виски с букетом засушенных цветов украшает левый угол туалета. Все эти предметы кто-то оставил на кладбище, потерял или просто забыл. Могильщик дает им новое место.
«Люди слишком много выбрасывают, – твердит он. – Они не способны разглядеть в вещах душу».
Эмма хорошо понимает бывших владельцев. Она тоже никакую душу разглядеть не способна. Хлам и есть хлам.
На оградке фонтана однажды стоял старый тостер. Папа выкрасил его в синий цвет и отполировал до блеска. Теперь в нем торчат счета. Но самый выдающийся экспонат – Леонидас, чучело хомяка. Грызун раньше жил на кладбище, а теперь охраняет лестницу. Он дважды кусал могильщика, пока не погиб под камнем. Эмме так и не удалось выяснить, при каких именно обстоятельствах. Однако папа постоянно заверял ее, что это был несчастный случай.
У Эммы все это барахло, которое притаскивает отец, вызывает лишь недоумение, но она с ним не спорит: нравится ему давать второй шанс всякому старью – пусть дает. Они оба самостоятельные люди и не обязаны во всем соглашаться. Взять хотя бы Терезу Функ! Папе она нравится, а Эмма ее на дух не переносит. При мысли о соцработнице она сглатывает.
– Мне уроки надо делать, – заявляет она и поспешно уходит после обеда к себе в комнату.
Эмма садится на подоконник и болтает ногами. На кладбище царит обычная воскресная суета. Даже могилам по воскресеньям положено выглядеть наряднее, чем в будни. Так, во всяком случае, кажется Эмме. Подставив лицо солнцу, она наслаждается теплом и хрустом гальки на дорожке внизу.
Эмма не сразу узнает ту женщину. В крайнем заднем ряду, справа от капеллы. Белобрысая голова и розовая лейка. Эмма некоторое время за ней наблюдает. Женщина дергает траву вокруг могилы и даже чистит камень.
«Что за…» – проносится в голове у Эммы, но она не додумывает мысль до конца.
Петер считает, что ее отцу давно пора найти себе новую спутницу жизни. Советует ей не переживать. Мол, ничего страшного в этом нет. Эмма, плотно сжав губы, вздыхает и перелезает на надгробие под окном. Фердинанд и Леопольдина Комарек, умерли в 1943 и 1969 годах соответственно. Он пал на войне, она – со ступенек в подвале. К большому облегчению Эммы, они не показываются. Супруги Комарек не одобряют, когда она лазит по их надгробию.
Не разбирая дороги Эмма шагает через ряды надгробий прямиком к белобрысой голове. Только не смотреть по сторонам, говорит она себе. А то еще передумаю.
Тереза Функ отскребает голубиный помет от мраморного надгробия матери, когда рядом с ней словно из ниоткуда появляется Эмма. Так и инфаркт схлопотать недолго.
– Эмма! – восклицает она, испуганно цепляясь за блестящий камень. – Какая встреча! – Улыбка выглядит немного натянутой.