Единственная для визиря

– Зачем? – Набралась смелости спросить Амлон. Она не ожидала, что господин визирь ответит и принимала это, пожалуй, как данность. Она наверное привыкла к нему. По-прежнему не зная, для чего она ему, она пожалуй перестала опасаться его, хотя всё-таки иногда змеи под названием «ненависть» и «страх» всё-таки поднимали голову.

– Мы едем завтра на обед.

– К Повелителю? – Амлон вздрогнула. Прежние страхи воскресли. Вот и всё. Господин визирь наигрался с ней, спас её зачем-то один раз и теперь хочет отдать шейму.

Она посмотрела на господина визиря. И снова заметила в его глазах какой-то странный огонёк, словно он хочет что-то сказать, но молчит, едва сдерживаясь.

– Нет, – он ответил тихо, без обычной резкости и у Амлон почему-то сразу стало спокойнее на душе. Какое-то странное чувство мира и тишины. Она назвала бы его доверием, но это было глупо и ещё так… странно. – Шейм оставил пока нас в покое и я сам гадаю, почему так надолго, – последние слова он произнёс так тихо, что Амлон едва расслышала, будто про себя. – За два часа до полудня будь готова.

Завтрак прошёл на удивление спокойно. Господин визирь не придирался к ней, только поправлял. И Амлон вдруг почувствовала на какое-то мгновение себя уверенно, словно действительно была хозяйкой в этом доме. Мгновение было и исчезло, но оно неуловимо изменило в ней что-то, но что, она не могла бы и сама сказать.

В халирэ на этот раз ей не было ни страшно, ни тесно. Она сидела напротив господина визиря, как тогда в день свадьбы. Но чувствовала себя совсем иначе. И ей было странно от этого.

– Дорогу халирэ господина визиря! Дорогу! – Кричали мальчишки-зазывалы на улице – медрамос.

Амлон слышала как волнуется за тонкими тканевыми стенами халирэ людское море. Интересно, здесь всегда столько народу? Она вдруг поймала себя на мысли о том, что ничего не знает о порядках и обычаях той страны, в которой оказалась. Она никогда и не стремилась узнать, надеясь, что ей не придётся здесь задержаться. И вот теперь ей вдруг стало интересно. Она колебалась – спросить господина визиря или нет, и когда уже почти решилась, халирэ остановился. Дверца бесшумно распахнулась и учтивый слуга сначала распростёрся ниц перед ними, а потом только помог выйти обоим.

Господин визирь подал ей руку. Ладонь была тёплой и сухой. Она вложила свою и медленно пошла вслед за ним по мраморным плитам, сверкавшим на солнце так, что глазам было больно. Особняк перед ними был не таким большим, как дом господина визиря, выглядел попроще, но находился зато, насколько она могла понять, в самом центре города. Так что даже сюда долетали крики уличных торговцев, грубые окрики воинов и звуки тампура – местного музыкального инструмента.

Они вошли внутрь и сразу оказались в прохладе и полутьме. Здесь приглушённо горели светильники и чувствовалось веяние ветерка. Амлон не стала даже задумываться, с помощью какого колдовства это происходило. Главное, что здесь было прохладно. Явившийся слуга, привычно упал на колени, а потом поднялся и повёл их длинными коридорами в просторный зал. Пока они шли, господин визирь не произнёс ни слова. Амлон тоже молчала. Наконец, двери перед ними распахнулись и они оказались в огромной зале, поражавшей своим великолепием и роскошью. В доме господина визиря обстановка была почти скромная, по сравнению с убранством этого зала, хотя это была всего лишь столовая. Резные каменные колонны уходили высоко вверх и терялись где то под потолком. В центре зала, между столами находился небольшой бассейн с фонтаном, а по краям комнаты стояли искусно изваянные статуэтки полуодетых женщин из-за которых лился приглушённый свет.

– О, Эмет! Дорогой друг, проходи сюда! – К господину визирю спешил какой-то мужчина. Полноватый и низенький он выглядел добродушно, но в его взгляде мелькнуло что-то такое колючее и жёсткое, что Амлон едва не вздрогнула, встретив его взгляд из-под покрывала. Как хорошо, что господин визирь перед выходом приказал ей надеть покрывало, иначе она почувствовала бы себя голой под этим пронизывающим взглядом.

– Здравствуй, Даир. Мир твоему дому. – Отрывисто ответил визирь. Голос его опять стал отстранённым, а взгляд колючим и жёстким. И Амлон снова стало страшно. Не до паники, как тогда на свадьбе, но так словно бы из груди разом пропал весь воздух. Она и забыла уже, каково это – чувствовать себя настолько чужой. А самым глупым было то, что единственным человеком, казавшимся ей здесь близким и почти родным, был господин визирь.

Они сели на низенькие сидения с откидывающимися спинками, такие импровизированные ложа и сидели молча, ожидая знака хозяина. Наконец, когда Даир подал знак, начался обед. Амлон ела молча и медленно, устремив глаза в тарелку. Она надеялась, что ей не придётся участвовать в беседе, иначе она могла невольно выдать, как ей здесь всё чуждо и противно.