Единственная Джун

Прикусив губу, я качаю головой и пораженно вздыхаю; он ослабляет объятия. Брант отступает назад и опускает голову с таким видом, будто он проиграл битву, в которой заранее знал, что ему не победить. Когда наши глаза встречаются, он спрашивает:

– Почему ты не сказала мне, что ты все еще девственница? – В вопросе сквозит боль. Он звучит так, как будто мой выбор физически ранит его.

Я пожимаю плечами с напускной легкостью, хотя чувствую совсем не так.

– Я была не в курсе, что ты не знаешь.

– Я слышал тебя, Джун. Я слышал, как три года назад ты рассказывала своим подругам, что занималась сексом.

– Я… – Я мысленно возвращаюсь назад, пытаясь определить, о чем он говорит. В памяти всплывает смутное воспоминание о том, как мы сидели втроем с Селестой и Жен на полу у меня в комнате летним днем. Конечно, я солгала. Все мои подруги уже занимались сексом, и я хотела присоединиться к ним. Я хотела чувствовать себя взрослой и важной, как они.

– Я придумала историю, просто чтобы вписаться. Я не знала, что ты меня слышал.

Он смотрит на меня так, будто этот пустяковый момент разрушил всю его жизнь.

– Брант… – Я делаю шаг вперед, снова пытаясь закрыть эту пропасть между нами, но он отступает, и мое сердце пропускает удар. – Это неважно, ладно? Неважно.

– Как ты можешь так говорить? – Он сглатывает, качая головой. – Ты… действительно хранила себя для меня? Потому что эта ошеломительная новость звучит сегодня иначе, чем прошлой ночью, в самый разгар момента.

Я сжимаю пальцы в кулаки и опускаю глаза в пол.

– Я не знаю, Брант, – бормочу я. – Может быть. Но это не было чем-то сознательным. Все, что я знала, – это то, что ни один мужчина никогда не заставлял меня чувствовать себя так, как ты, поэтому все казалось каким-то неправильным. Я хотела дождаться кого-то особенного.

– Но зачем ты отдала это мне, если знала, что мы никогда не сможем быть вместе? Это не что-то особенное, Джун. Это просто разбивает сердце.

Теперь раненой чувствую себя я. Дыхание перехватывает, и я с силой делаю вдох.

– Я знаю, что это сложно, но…

– Сложно? – Брант медленно выдыхает, сцепив руки за головой. Он отворачивается от меня на мгновение, затем поворачивается обратно. – Это больше, чем сложно. Это невозможно.

– Нет ничего невозможного, когда два человека любят друг друга.

– Ты не должна любить меня таким образом, – говорит он, тяжело дыша и напрягая челюсть. – Для меня все по-другому. Я вошел в твою жизнь, уже зная, что мы с тобой не кровные родственники. Я заставил себя поверить, что ты не моя сестра, по собственным темным, болезненным причинам – ради выживания, но ты… – Взгляд Бранта затуманивается от собственного горя. – Ты родилась, веря, что я твоя биологическая семья. У тебя даже не было причин чувствовать это иначе.

– Ты не знаешь, что я чувствовала. Не мог знать.

– Ты провела всю чертову жизнь, называя меня своим братом, – возражает он, накаляя тон.

– Потому что должна была.

– Нет. Потому что это правда.

Я качаю головой.

– Прекрати разбирать мои чувства, как будто они твои и ты можешь их препарировать, – говорю я сдавленно.

– Прекрати пытаться сделать из этого что-то допустимое, когда ты чертовски хорошо знаешь, что я твой бра…

– Да никогда я не воспринимала тебя как своего брата! – кричу я; мои щеки пылают. Я смотрю на него, грудь тяжело вздымается, руки сжимаются в кулаки, а по лицу катятся слезы. – Тео был моим братом. Тебя же я всегда воспринимала только как… моего.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но в воздухе повисает тишина.

Она становится плотнее с каждым сдавленным вдохом, с каждым словом, все еще витающим вокруг нас.

Балконная дверь, распахнутая настежь, впускает в комнату песни птиц, болтовню прохожих и гул уличного движения, но все это заглушает звук моего сердца, умоляющего мальчика услышать наконец правду.

Потирая лицо ладонями, Брант сдается и прерывисто вздыхает. Он смотрит на диван, потом на настенные часы за моей спиной. Потом снова на меня.

– Мне нужно идти на работу, – коротко говорит он. Я не знаю, откладывает ли он разговор на вечер или же на неопределенный срок.

Наконец он отводит взгляд и обходит меня, направляясь в коридор. Я смотрю на него. Я смотрю на него сквозь затуманенные от слез, опухшие глаза, гадая, услышал ли он мою мучительную правду.

Через несколько секунд я получаю ответ.

– Джун… – Брант колеблется, стоя у распахнутой двери и глядя на меня через плечо. Он перебирает пальцами в кармане, позвякивая ключами. Он колеблется. И потом говорит: – Лучше бы ты мне солгала.

Он выходит и закрывает дверь, а я со слезами на глазах падаю на злосчастный диван.

* * *

– Поехали со мной в Нью-Йорк. Пожалуйста?

Я сижу напротив Селесты в кафе-мороженом, поедая мороженое в рожке за одним из уличных столиков. Ее слова превращает теплый летний ветерок в лед.

– Ты же знаешь, я не могу.

Это последний день пребывания Селесты в городе – после этого она улетит обратно в свою новую блестящую жизнь в Нью-Йорке. Мы хотели встретиться в последний раз перед тем, как снова вернемся к общению через сообщения и Facetime.