– Привет, Джун, – говорит он в ответ. – Я тоже тебя люблю. Я больше всего на свете хочу быть с тобой, но это невозможно, потому что нас вырастили одни и те же родители и все, кого мы знаем, видят в нас брата и сестру. И это убивает меня. Это просто уничтожает меня. Я пытаюсь понять, куда нам двигаться дальше после момента слабости, который не отмотать назад, и кажется, что каждый сценарий, который я придумываю, заканчивается тем, что я причиняю тебе боль. И это убивает меня. Я пытаюсь понять, какой сценарий будет менее проблематичным, чем все остальные, но пока у меня это плохо получается.
Его взгляд задерживается на мне; он останавливается, чтобы перевести дыхание, все еще двигаясь вперед.
– Вдобавок ко всему я не могу перестать думать о том моменте слабости. Я не могу перестать прокручивать в голове каждую постыдную, восхитительную его секунду: звуки, которые ты издавала, твой вкус на моем языке и что я чувствовал, находясь в тебе в самый первый раз. – Я застываю на потертом ковролине; все мое тело дрожит, когда он приближается. Замерев в сантиметре от меня, он договаривает: – Я понимаю, что готов отдать все что угодно, даже жизнь, за еще один такой момент слабости с тобой.
Все вокруг словно перестает существовать, а его слова начинают проникать в меня. И я боюсь, что если сделаю хотя бы лишний вдох, то задохнусь от чувств. От его взгляда мое тело покрывается мурашками. Орехового цвета глаза ярко блестят в свете вольфрамовой лампы – в них тлеет противоречивая смесь любви, страдания и безмерного жара. Они напоминают мне теплый яблочный сидр с примесью бурбона.
Мы молчим.
Мы позволяем напряжению, бурлящему вокруг нас, разжечься в пламя.
Я набираюсь смелости и беру Бранта за руку, чтобы погладить его ладонь, но тут же понимаю, что этим действием я словно опрокидываю на нас ведро ледяной воды.
Брант отводит взгляд.
Он делает шаг назад, и я опускаю руку.
Он почесывает затылок, с его губ срывается вздох, полный поражения, и он закрывает глаза.
– Это не то, что я собирался сказать, – бормочет он, выдыхая.
– Возможно, это было то, что ты
Брант медленно поднимает на меня взгляд, напряженно держа руки вдоль тела так, будто он изо всех сил старается не прикасаться ко мне. Его ноздри раздуваются.
– Мы должны остановиться, Джун. Я не могу так поступить с тобой, – говорит он. – Я думаю, будет лучше, если ты съедешь.
Нет.
– Ты не сломаешь меня, Брант, – настаиваю я, ступая вперед и тем самым отчаянно пытаясь разрушить возведенные им стены. Я отчаянно пытаюсь изменить его мнение. – Я не такая хрупкая, как ты думаешь.
– Я не этого боюсь.
– Чего ты боишься? Сделать мне больно?
– Хуже.
Я хмурюсь, пытаясь прочесть между строк:
– Что может быть хуже, чем причинить мне боль?
Он сглатывает и слегка качает головой, тяжело вдыхая. Наши глаза встречаются, когда он отвечает:
– Погубить тебя.
Я вздрагиваю.
– Я боюсь испортить тебя для несчастного ублюдка, которому выпадет бремя несчастья полюбить тебя после меня; что когда ты наконец позволишь ему поцеловать тебя, все, что он почувствует, – это мой пепел. Когда он принесет тебя в свою постель, ты будешь кричать
В глазах застывают слезы, ноги начинают дрожать. Каждое слово пронзает меня, взрываясь прямо под кожей, пока я не сгораю изнутри и не ломаюсь. Срывающимся голосом я произношу:
– Брант… слишком поздно. – Я смотрю, как он морщит лоб, хмурит брови. Он ждет моих следующих слов с нетерпением и тревогой. – Ты уже погубил меня.
– Не… – Он мотает головой, его глаза тоже блестят от слез боли. – Не говори так.
– Это правда, – признаюсь я. – Я всегда принадлежала тебе.
Он вырывает ладони, обхватывает меня за талию и притягивает к себе так быстро, что я не успеваю вздохнуть.
– Господи, Джун, – хрипит Брант. – Ты не представляешь, чего у меня просишь. – Он до синяков впивается мне в бедра и склоняется ко мне так, что я ощущаю его дыхание на своих губах. – Как только я почувствую вкус того, что между нами может быть, я не смогу остановиться.