Единственная Джун

Я тяну к Бранту руки и касаюсь его лица. Жар его тела проникает в меня, кожа вспыхивает. Все остатки здравого смысла превращаются в пепел.

– Хорошо.

– Однажды ты об этом пожалеешь. – Скользнув пальцами по моей спине, Брант хватает мои волосы и оттягивает голову назад так, что передо мной предстают его пылающие глаза. – И это будет просто убийственная трагедия.

Я вскрикиваю, когда его горячие губы накрывают мои, а язык проникает внутрь. Он ведет меня к своей кровати, даря десятки поцелуев и стонов. Смяв футболку Бранта и прижавшись к нему, я обхватываю ногой его бедро. Он хватает его и яростно прижимает меня к себе, лихорадочно целуя. Затем, отпустив, слегка толкает на кровать и принимается стягивать с себя футболку; та в итоге оказывается на полу.

Мои глаза округляются при виде него: стройный и крепкий, мускулистый и рельефный.

Сильные руки, которые оберегали меня всю мою жизнь.

Широкие плечи, которые несли мои тяготы.

Грудь, в которой живет сердце воина.

Мы смотрим в глаза друг друга, когда он медленно и осторожно заползает на меня; в эту секунду я дарю его спине и лопаткам свои нежные прикосновения. Его губы стремительно находят плавную линию моей шеи, отчего я выгибаюсь навстречу удовольствию, зарываясь пальцами в его волосы. Эрекция Бранта упирается в меня, и он продолжает ласкать мою шею языком, покусывая кожу. Я начинаю стонать.

– Джун, – шепчет Брант, прерывисто дыша. Затем он скользит губами к моему уху и прикусывает мочку.

Я обхватываю ногами его бедра и выгибаюсь вперед, добавляя большего трения.

– Джунбаг, – поправляю я. – Зови меня Джунбаг.

Что-то меняется, и он замирает. Встревоженный вздох доносится до моего слуха, бросая меня в дрожь.

– Брант… – Я продолжаю изгибаться, мое тело умоляет. – Не останавливайся.

Он не двигается. Он просто нависает надо мной, его теплое дыхание щекочет мне ухо, пока его грудь вздымается и опускается, касаясь моей. Затем он медленно приподнимается на локтях и начинает смотреть на меня из-под опущенных ресниц.

Я моргаю:

– Что такое?

– Я больше не могу тебя так называть.

Я сильнее его сжимаю. Его слова впиваются в меня, пронзая кожу и разрывая сердце.

– Ты всегда меня так называл.

– Я знаю. – Он вздыхает, в его взгляде заметна агония. – Вот поэтому и не могу.

– Это же не так.

– Именно так. – Он отстраняется и ложится на спину рядом со мной; его шорты все еще натянуты от возбуждения. – Ты не понимаешь, что это делает со мной. Это разрывает меня на части.

Ком подкатывает к горлу. Я склоняюсь над ним и легким движением касаюсь его эрекции.

– Брант, пожалуйста…

Он хватает меня за запястье и в мгновение ока снова оказывается на мне. Агония в его глазах сменяется чем-то едва уловимым.

– Я называл тебя Джунбаг под нашим детским домиком на дереве, когда мы играли с божьими коровками и читали сказки, – рычит он хриплым голосом. В нем звучит предупреждение и проскальзывают нотки ненависти к себе. – Я называл тебя Джунбаг на твоем первом выступлении, когда ты поцеловала меня в щеку, оставив на коже мамину помаду. Я называл тебя Джунбаг, когда ты еще с трудом выговаривала мое имя. Я называл тебя так, когда укачивал в своих объятиях после приснившегося кошмара, и когда катал тебя на спине на заднем дворе, и когда пел тебе колыбельные, пока ты невинно покачивалась у меня на коленях, а твои хвостики щекотали мне подбородок. – Брант стискивает зубы, глядя на меня сверху. Мои запястья скрещены над головой и зажаты в его мертвой хватке. – И ты хочешь, чтобы я называл тебя так сейчас? Когда я собираюсь тебя трахнуть?

Я делаю неглубокий вдох и сжимаю пальцы, когда он вдавливает меня в матрас. Я вскидываю подбородок.

– Во всем этом есть кое-что общее, – шепчу я, чувствуя наворачивающиеся слезы. – И это не то, что ты думаешь.

Он качает головой, отвергая мои слова.

Я вздыхаю. Я не знаю, что еще можно сказать, потому что я вижу все это с совершенно иной стороны.

Все, что я делаю, – это трусь об эрекцию Бранта до тех пор, пока его веки не начинают дрожать. И когда я тянусь к нему, чтобы украсть маленький поцелуй, из его рта вырывается стон, говорящий о поражении.

Через какое-то мгновение, набросившись, Брант срывает с меня рубашку и, нащупав пуговицу, быстро стягивает мои джинсовые шорты, а следом и белье. Я извиваюсь под ним от желания, но нахожу в себе силы сделать то же самое с его штанами и боксерами. Не теряя ни минуты, мы вжимаемся друг в друга в страстном объятии. Наша обнаженная кожа и эмоции сливаются воедино.

– Боже, Джун, – стонет Брант, прикусывая мне щеку, когда слегка входит внутрь. После этого он сжимает в кулак мои волосы и, схватив меня за бедра, входит до конца.

Я вскрикиваю, прикусывая губу.

Он начинает двигаться.

Сильно, быстро, словно наказывая.

Он трахает меня так, словно пытается стереть все милое и хорошее, что есть между нами; так, чтобы мы погрузились во тьму, где наши грехи станут незаметны.

Где позволение дремлет в ожидании.

Где мы вписываемся.