С тех пор он преследует меня, постоянно поднимая этот вопрос… и с каждым днем мне все труднее и труднее говорить «нет».
Вздохнув, я прижимаю ладони к металлической столешнице – в голове вертится мысль. Меня подначивает любопытство – я достаю свой телефон и набираю в Google итальянское слово Stellina.
И улыбаюсь.
– Маленькая звезда, – бормочу я вслух.
Когда на следующий день я отдыхал после пробежки, ко мне неожиданно постучали. Я успел подумать, что это Этель – моя соседка – снова пришла поинтересоваться, не забрел ли ее кот в мой блок.
– Иду, – говорю я и подбегаю к двери, зачесывая назад влажные от пота волосы. Я рывком открываю дверь, собираясь сказать Этель, что Блинкерса здесь нет, но тут же замолкаю.
У меня перехватывает дыхание.
– Эндрю.
Эндрю Бейли стоит прямо за моей дверью с красными глазами, его волосы еще больше поседели.
Он постарел.
И я не могу не чувствовать в этом своей вины.
Я сглатываю ком в горле и, сжав пальцами дверную раму, смотрю на него с отвисшей челюстью.
Мой кадык подрагивает. Я вижу усталость в его движениях, когда он указывает внутрь моей квартиры:
– Могу я войти?
Я мгновенно киваю.
Прошло два года с тех пор, как я по-настоящему общался с человеком, который вырастил меня как собственного сына. Кроме единственной случайной встречи в продуктовом магазине. Тогда наши взгляды пересеклись, а после мы просто укатили тележки в противоположном друг от друга направлении.
Но прошлой осенью я получил от него e-mail.
Ну, это было не совсем письмо – всего два слова.
Я точно не знал, что оно означало.
И еще Саманта…
С тех пор как она по-матерински обнимала меня на полу гостиной, и с тех пор как я подвел ее, мы пару раз встречались за кофе и ланчем. И я с нетерпением ждал этих встреч. Они были для меня важны. Благодаря им я мог двигаться вперед, ибо если кто-то, кого я так жестоко предал, все равно продолжал заботиться о моем благополучии, то, возможно, и я смогу.
Если первый год без Джун был одним из самых тяжелых в моей жизни, то второй принес мне подобие исцеления. Я принимаю, что произошло,