Единственный (Изумрудный шелк твоих глаз) (СИ)

Нет, не заболел. Как всегда, демонстрирует ненависть под маской заботы. Никак простить не может, что именно мать Лаора в свое время стала младшей императрицей, обойдя дочку Левого министра. Уж больно редкой красавицей была Вэлис. Настолько редкой, что пресыщенный император Лан Тагг не смог устоять перед чарующим взглядом белокожей северянки с удлиненными глазами цвета чистейших сапфиров. Подобные камни изредка за баснословные деньги привозили южные купцы.

Синь глаз прелестной девы заставила старого императора словно в ловчей сети запутаться в ее волосах цвета ночи. Так запутаться, что сделать дочь незначительного дома с нищей окраины империи даже не наложницей, а младшей супругой. И это, а так же то, что в жилах его матери текла кровь северных варваров, обеспечило ее сыну глухую ненависть аристократии. Тем более, что Лаор унаследовал внешность императрицы, не давая высокородной клике забыть о своем проигрыше: уж очень много планов поломала Вэлис своим появлением при дворе.

— Какой недочет казначея! — Продолжать петь министр. — Прими мои нижайшие извинения, прекрасный синно! Я немедленно займусь этим вопросом. Наследный принц Великого Дома просто обязан выглядеть достойно! Ты будешь получать то довольствие, что полагается тебе по рангу.

Ладно, если прибавят деньжат, можно и стерпеть поношение. Тем более, что делать ему больше нечего — пускать золото на пестрые тряпки! Ему провинцию поднимать нужно. Люди только-только начали в себя приходить от войн и разрухи.

— Сын Божественного Дракона ждет тебя, синно Лаор! — Левый министр, наконец, заткнулся. И посторонился, давая знак охране открыть высокие двери из душистого коричника. — Свита принца может остаться здесь.

Лаор покосился на своих парней.

Молодцы!

Лица тупых солдафонов. Морды кирпичом, глаза оловянный… И не скажешь, что умны и опасны. Всех он лично подбирал по одичавшим гарнизонам или из кочевников-недобитков. Все преданы ему до последней капли крови. Все помогали ему в начинаниях, став спаянной командой опального принца. Не его свита. Его друзья и соратники. Они пойдут за ним в огонь и в воду. Но чужакам не следует о таком знать. Пусть считают их тупым мясом для войны.

Хмыкнув, Лаор шагнул к дверям. И в спину ему со скрытым торжеством прошелестел медоточивый голос канцлера:

— Надеюсь, синно и дальше послужит к выгоде своей страны…

Принц едва не споткнулся. Что эта слащавая тварь знает такого, чего не знает он?! Ведь не просто так брат вызвал его во дворец. Официально причиной вызова послужили торжества в честь годовщины коронации.

А неофициально…

Но тяжелые створки дверей уже закрылись за спиной младшего принца. И оставалось лишь идти вперед, пересекая пустое пространство Малахитового павильона.

Шаги гулко шелестели в тишине зала, украшенного травяной зеленью витых колонн из камня, давшего название этому месту. Тишина и покой… и застывшая в низком кресле небольшая фигурка в парадном ципао небесно-голубого атласа, затканного золотыми цаплями. Многослойные рукава нижних одеяний волнами тончайшего белого шелка стекали до самого пола, открывая лишь смуглые кисти рук с изящными пальцами, отягощенными золотыми перстнями. Длинные черные волосы искусно разобраны на тяжелые пряди, свиты симметричными валиками по бокам головы и удерживаются в должном порядке обручем в виде золотого дракона с оскаленной пастью.

Император.

Его мать — старшая императрица покойного повелителя Тагга — принадлежала к очень древнему и очень знатному роду, который никогда не смешивал кровь с варварами. Потому-то Фуир ничем не отличался от своих подданных — такой же низкорослый, тонкий в кости, черноглазый и смуглый до черноты.

— Лао, — тепло улыбнулся правитель древней империи при виде младшего брата. — Как же ты вырос, малыш! Как возмужал. Стал таким красивым!

— Опять ты меня малышом обзываешь, — недовольно буркнул принц, бесцеремонно усаживаясь в кресло напротив. — Мне уже двадцать!

— Конечно, конечно! — Покивал император, скрывая добрую улыбку. — Если бы ты знал, как я соскучился!

— Нууу… я же писал тебе… — неловко начал принц, борясь с желанием как в детстве сесть у ног брата и прижаться к нему, разом забывая обо всех тревогах. Брат и защитит, и сказку расскажет, и все на свете объяснит, и на разбитую коленку подует.

Жаль, что времена детства прошли безвозвратно.

— Письма это не сам ты, — грустно улыбнулся Фуир. — Да и писал ты их редко. Больше отчеты.

— Прости, — невольно покраснел младший. Это ему там, на границе, лишний раз вздохнуть было некогда. А брат оставался один среди нудного гадюшника.

Брат. Единственный, кто его любит и защищает, несмотря на то, что их матери ненавидели друг друга.