Однако сейчас Горбатов поймал себя на мысли, что очень хочет узнать мнение Сивоуса. Запущенное судно у японцев – редкость и сразу наводит на мысль… За тридцать лет пограничной службы боцман сталкивался со всякими мыслимыми и немыслимыми ситуациями. Старого воробья на мякине не проведешь… Но Сивоус сидел себе тихо в сторонке и помалкивал, будто ничего и не думал.
Едва катер коснулся борта шхуны, осмотровая группа мгновенно оказалась на палубе. Каждый занялся своим делом. Менков бросился в машинное отделение. В его задачу входило не допустить порчу двигателя. Случаи, когда машину выводили из строя, чтобы затруднить конвоирование судна, бывали частенько.
Ковалец, метнувшийся в радиорубку, обязан был помешать повреждению аппаратуры и предотвратить передачу в эфир всякой чепухи, вроде той, что «японское судно подверглось в открытом море нападению советских пограничников».
Два других матроса собрали команду на юте. А Михаил поспешил к шкиперу, который уже сам, улыбаясь и кланяясь, шел навстречу. Он был немолод, держался с достоинством и удивил Горбатова, сразу же заговорив на русском языке:
– Моя просит помогай. Машина помогай. Ломался…
– Разберемся, – ответил Горбатов, не поверивший его словам.
– Разреши мне посмотреть? – спросил Сивоус и, получив согласие, направился к Менкову.
Горбатов тем временем вместе с переводчиком занялся просмотром промыслового журнала. По документам выходило, что шхуна вела лов в отведенном ей районе. Однако на борту, как доложили матросы, улова не оказалось.
– Моя хотел лови. Рыба нет! – объяснил шкипер, неотступно следовавший за лейтенантом.
На юте под охраной пограничника сгрудилась команда – шесть рыбаков в истрепанных робах. Были они под стать шкиперу – пожилые. Лишь один выделялся. Не одеждой и не возрастом, скорее осанкой. Он стоял, расправив плечи, вскинув голову. Колючий взгляд, брезгливая гримаса, ядовито-тонкие губы, каменные желваки на скулах…
«Где я его видел? – подумал Михаил. – Напоминает… Да нет, ерунда. Почудилось… Просто типичное с высокомерным выражением лицо, знакомое по многим фильмам…»
Из люка вынырнул Менков.
– Починили, товарищ лейтенант, – доложил он.
– Какого характера поломка?
– Точно трудно сказать. Когда я пришел, двигатель был уже вскрыт, в нем копались японские машинисты.
– Все в порядке, командир, – подтвердил Сивоус. – Можно заводить.
– Как думаете, мичман, – понижая голос, чтоб не услышал шкипер, спросил Горбатов, – не сами ли они испортили двигатель?
– Эти «деятели» на все способны. Но для какой цели?
– Может, из разведывательных соображений интересуются мысом Столбчатым?
– Их все советское интересует. Однако при том раскладе, что имеется, – недоказуемо.
– А отсутствие рыбы на борту?
– Разве это довод? Рыбакам просто не повезло. Ловили, да не выловили, вытащили пустой невод.
– Предположим. Тогда взгляните на снасти…
Сивоус нахмурился, подошел к неводу и для верности даже потрогал. Было совершенно очевидно: снастями давненько не пользовались.
Краем глаза Михаил заметил, с каким вниманием наблюдает за их действиями шкипер. «Горячо! – подумал. – Мы где-то близко от истины!» Но шкипер ощутил на себе взгляд и отвернулся.
– Тут что-то нечисто, – заметил Михаил.
– Предчувствия да предположения не могут служить основанием для задержания, – заметил Сивоус.
– А испорченный двигатель? А сети, которыми не пользовались, – горячился Горбатов.
– Вы ведь сами понимаете, товарищ лейтенант, насколько эти доводы несерьезны, – вздохнул Сивоус. – Так что придется отпустить.
Пограничный катер медленно отвалил от шхуны. Горбатов, усевшийся на привычное место, угрюмо молчал. Он был уверен: их обвели вокруг пальца. А сгрудившиеся на корме рыбаки с издевкой смотрели вслед.
Сивоус, придвинувшись вплотную, улыбнулся.
– Что так мрачны? – спросил. – Эта шхуна не первая и не последняя в жизни… А вы, однако, наблюдательны, Михаил Демидович. С чем и поздравляю. Отличное качество и, уверяю, не всем дано!..
Докопаться до истины
Скалистый было не узнать. Полторы недели назад, когда корабль уходил на границу, все вокруг было серым, тусклым. Окутанные зябким туманом, громоздились покрытые пятнами грязного снега угрюмые скалы, а в расщелинах, где негде разгуляться пронзительному ветру, едва пробивалась травка.
Сейчас остров расцвел. Михаил с удовольствием вглядывался в знакомые и в то же время разительно изменившиеся окрестности. Склоны сопок, плавно сбегавшие к бухте, покрылись сочным изумрудом разнотравья, частыми островками курильского бамбука, всю зиму простоявшего пожухло-желтым. Листва опушила деревья. Белоснежная кипень черемухи радовала глаз. Горбатов шагал по пирсу и с каким-то неведомым ранее чувством восхищения и горечи отмечал происшедшие перемены. Как красиво вокруг! И как немило, будто чужое. А ведь здесь долгие годы служил отец. Был командиром корабля, потом начальником штаба бригады. Тут и Михаил появился на свет, только не на земле, а в океане.