Эдипов комплекс

Но мы не знаем всей жизни людей, не тех, с которыми мы живем, а других, с которыми хотим познакомиться, и воображение нам рисует такие картины, что мы непременно влюбляемся в жизнь людей, нам понравившихся, а на самом деле мы их поселяем в ту мечту и сказку, которую для них сочиняем, чтобы потом можно было без памяти и без оглядки влюбляться в несуществующее и неуловимое. Такое стало происходить с Лилечкой и Андреем Степановичем. Каждый ничего не знал толком о другом, и только недавно познакомившиеся два человека дорисовывали картины возможного и желаемого.

Глава 6

 Андрей Степанович по-прежнему жил с мамой. В их размеренной жизни только одно событие принесло грусть и уныние – смерть отца. Но жизнь продолжалась, и теперь любовь матери к сыну стала единственным утешением для Натальи Аркадьевны. Андрюша уже взрослый мужчина, и все так же приходил домой, ужинал, уходил к себе в кабинет, и никто не знал, что творится в его умной голове. Все шло своим чередом, но только все чаще мысли о недоступном и невозможном посещали Андрея Степановича. И Лилечка в этой игре воображаемых сил играла главную роль.

 Раньше Андрей Степанович погружался в книги, а теперь у него много времени отнимал Интернет, где он находил для себя массу полезного. Но привычка к книгам не ослабевала, и по-прежнему он сидел часами над старыми изданиями, внюхиваясь в запах пожелтевших страниц, и эту радость Интернет с его скоростью не мог ему заменить.

Андрей Степанович вглядывался в эти странно написанные буквы старой орфографии и пытался понять, в чем же таинственный смысл «Ђ», которое при чтении вслух как будто окрашивает слова в патину времени, и даже когда смотришь на эти тексты, то непременно кажется, что живешь в другом, старом времени. Он любил созерцать, вчитываться в старинные монографии, – и что могут они, эти устаревшие тексты, сказать ему, – но он видел и чувствовал текст по-особенному, угадывал его тайный, скрытый смысл, и это его так увлекало, что параллельно в его мозгу возникали новые образы, выстраивались  постепенно в ряд и потом вдруг приобретали смысл, когда он начинал писать эти спонтанно возникавшие мысли на бумаге в виде замысловатых формул неизвестных еще никому. Он изучал предметы быта, и каждый был для него определенной загадкой. Он пытался разгадывать тайну их появления, и это неожиданное его увлечение стало идеей фикс. Он приближался и удалялся, он нащупывал частичками своего мозга неизвестное, это записывал, а потом просматривая вдруг ему казалось, что где-то он это уже читал. Ему становилось страшно, а вдруг все это не то, но потом он возвращался к главной мысли, и все вместе сплеталось в логическую цепочку.

 Это была его работа, работа мозга, мысли, ума. В эти мгновения он делал неожиданные открытия, и тогда ему казалось, что он причастен к вечности, к тайнам, к недоступному, и он однажды понимал, что дальше ему пути нет, и возвращался к реальности. А она своею обычностью никак не шла в диссонанс с его высокими мыслями, а, наоборот, подтверждала, что жить просто и думать о высоком – в этом есть его счастье, и ему ничего больше не надо. Он забывал о Лилечке, о кафедре, о своей прошлой жизни – он проживал новую и никому не известную. Он так остро это чувствовал, что радость наполняла его душу непонятной теплотой и он снова и снова продолжал свои занятия.

 Он подошел к окну. Зима своим спокойствием и белизной снега на  ветках деревьев его заворожила. Марево заката за вершинами деревьев приковало его внимание, и он, глядя на переливы цвета оранжевого до бледно-серого на небе, думал о красоте жизни, природы и чувствовал свою с ней связь, связь прочную.

Эту связь со всем, что его окружало, он в себе ощущал неожиданно, спонтанно, какими-то урывками, когда его мысль как будто отдыхала от ежедневных будничных проблем, и именно в такие мгновения покоя и остановки он чувствовал себя счастливым. Жизнь-покой  для Андрея Степановича становилась его целью, он стремился эти мгновения повторить, и они повторялись, он их удлинял, и они удлинялись, и он понял, что может свои жизни разделять и проживать независимо, и все вместе они жили в нем, ожидая минуты появления на свет, и всегда одна-единственная в одно мгновение овладевала им и диктовала свои правила, намечая цели или изменяя их в нужном ей направлении. Получалось, что не он управлял своими жизнями, а они управляли им, овладевая на время сознанием, а ночью погружая в другую реальность-сон, где он так же полноценно себя чувствовал, но действовал по-другому, отчего иногда ему хотелось не выходить из этого погружения.

Порой, сидя и не думая ни о чем, он вдруг понимал, что его жизни проходят каждую секунду и он не властен над их медленным протеканием, а иногда ему казалось, что он один может этими своими жизнями распоряжаться, и тогда он начинал действовать, и бег времени ускорялся, и он терял это ощущение жизней. Он о нем забывал.